– Я был ВОЖДЕМ, ХААНОМ, господин. А теперь я никто.
– Как тебя называют?
– "Эй ты", "пойди сюда", "пес вонючий", "бездельник", "ленивая свинья"… – перечислил раб равнодушно.
– В таком случае, – терпеливо молвил Соллий, – не мог бы ты сказать мне, как называли прежде хаана?
– Хаана называли Арихом, – проворчал раб. – Дивно мне слышать это имя. Как только язык мой не отсохнет? Не ему поганить это славное имя!
– Если ты позволишь, я буду употреблять в разговоре с тобой именно это имя, Арих, – настаивал Соллий. – Так покажи мне ногу.
Он осторожно коснулся искалеченного колена и покачал головой.
– Неправильно срослось. Можно сломать и заставить кости срастись заново…
– Мне перережут горло, если я не смогу ходить, – сообщил Арих. С полным безразличием, как о каком-то незнакомом человеке. – Зачем это они станут кормить раба, который ничего не делает, а только лежит себе да хворает? И того довольно, что с этой ногой я пролежал две седмицы. И то – работал!
– Послушай, – заговорил Соллий, – есть в двух мирах два Божественных Брата…
Чего угодно ожидал Салих от своего безрассудного возвращения в степь, но только не этого…
Пока Алаха готовилась к отъезду – а у легкой на подъем девочки вся подготовка заняла бы несколько часов, если бы ее не задерживал спутник – чего только не передумал Салих, представляя себе это возвращение! Наиболее вероятным было столкновение с Арихом. Вряд ли молодой вождь забыл об оскорблении, которое нанес ему невольник сестры. И уж кто-то, а Арих этой обиды не спустит – постарается отомстить. Отыграется на сестре.
А уж этого Салих допустить не сможет. Тут-то и схватятся они с Арихом за ножи… Последствия же поединка невольника с вождем были настолько очевидны, что о них даже и раздумывать не приходилось.
Но не отказываться же от Алахи из-за этой опасности, пусть даже смертельной!
Другое обстоятельство, удерживавшее Салиха в Мельсине, было куда более мучительным. Мать. После стольких лет разлуки, неведения, почти забвения… Как она переживет необходимость вновь расстаться с недавно обретенным старшим сыном?
Но Фадарат оказалась более мудрой, чем предполагал Салих. Оно и неудивительно. Он-то всю жизнь знался, почитай, с одним только сбродом, обитателями рабских бараков и завсегдатаями печальных караванов, с теми, на ком и клейма уже поставить было, кажется, негде…
Фадарат выслушала сына спокойно. Опечалилась, конечно, но совет брата Гервасия поддержала.
– Поезжай с ней, если прикипел к ней душой, – сказала мать. – Не оставляй ее одну… Мало ли какой бедой встретит девочку ее родной край? Пока тебя нет дома, всякое может случиться… Говоришь, остались там враги? Ничего, помиришься и с врагами… – Она вздохнула. – Конечно, куда проще было бы, сынок, если бы ты нашел себе невесту здесь, в Мельсине… Но коли уж полюбилась тебе эта маленькая гордячка… Ступай. Девочка она хорошая. Из таких вот, задиристых и храбрых, получаются потом замечательные жены. Увидишь – она еще нарожает тебе сыновей… А мне внуков.
Салих крепко обнял мать.
– Спасибо тебе, – тихо сказал он. – Спасибо на добром слове! И за напутствие благодарю… А только внуков ты, скорее, от Мэзарро дождешься. Я уеду – и луна не успеет стать полной, как придут они к тебе с Одиерной просить благословения.
Фадарат улыбнулась сквозь непрошеные слезы.
– Все это хорошо, – шепнула она, – все это замечательно, сынок… А только я хотела бы встретить старость рядом с тобой… Столько лет в разлуке прожили! Возвращайся скорее.
– Я вернусь, – обещал он.