Джексон откинулся на подушку и некоторое время рассматривал потолок с таким видом, словно там был написан ответ на заданный ему вопрос. Наконец он заговорил.
— Мы отправились в ночную засаду, но сами попали под огонь. Это был сущий ад. Свинец и осколки так и визжали над головой. Шестерых наших скосило почти сразу, и я понял, что дело дрянь. Я тогда обрабатывал рану одному из разведчиков, — повернувшись, как учили, спиной к вьетконговцам, чтобы прикрыть раненого от огня, — когда парня, которого я перевязывал, убило.
Джексон ненадолго замолчал и принялся водить пальцем по одеялу, словно пытаясь представить траекторию полета пули. Йон подбодрил его дружелюбным кивком. Ему самому становилось не по себе каждый раз, когда он воображал себя в подобной ситуации. Когда в Форт-Сэме Йон проходил ускоренный курс индивидуальной боевой подготовки, его тоже учили прикрывать раненого своим телом от огня противника. Однако логика этого маневра продолжала ускользать от него. «В самом деле, — рассуждал Йон, — жизнь санитара более ценна, чем жизнь раненого. Медик способен оказать помощь десяткам бойцов, которые в ней нуждаются».
Джексон тем временем продолжал:
— Потом, когда я вспоминал тот случай, то все не мог понять, как могло получиться, что пуля, которая укокошила беднягу, не прошила сначала меня. Выстрел, кстати, был что надо — пуля попала ему прямо в шею, так что он почти не мучился. В общем, он упал мертвым, и я еще подумал, что могу им больше не заниматься. Потом… потом все звуки неожиданно пропали, и я понял, что меня, наверное, зацепило взрывной волной. Все наши парни лежали, уставившись вверх, словно высматривали вертолеты. Я по-прежнему ничего не слышал, но тоже поднял голову. А там, в небе, представь себе, летал кругами огромный человек, и в руке у него был большой сверкающий меч! Не успел я и глазом моргнуть, как он ринулся прямо на этих подонков-вьетконговцев!
Джексон замолчал. Внимательно вглядываясь в лицо Йона, он пытался прочесть чувства нового знакомого и понять, стоит ли продолжать рассказ. Йон сидел, как громом пораженный. Логика подсказывала ему единственный возможный ответ, но он не мог поверить, что Эрик нарушил свое обещание и осмелился в третий раз воспользоваться книгой викингов.
От новой мысли, что посетила Йона, у него пересохло во рту и защипало в глазах. «Ничего удивительного, что пуля, которая попала раненому пехотинцу в горло, не задела Джексона, — подумал он. — Ведь выстрел был сделан совсем с другой стороны. Эрик принес этого человека в жертву…»
Однако все существо Йона тотчас воспротивилось подобному предположению. «Нет, не может этого быть! — размышлял он. — Эрик — командир, и хороший командир. Ни при каких обстоятельствах он не стал бы стрелять в одного из своих солдат».
У Йона не укладывалось в голове, как Эрик мог решиться на такое. Это было выше его разумения!
«Нет, только не Эрик, черт побери! Только не он!..»
Но тут перед его мысленным взором встала и раздавленная камнем мышь, и вся цепь событий, приведших к тому, что сам он вынужден был убить несчастную собаку.
— О, Боже!.. — негромко воскликнул Йон.
Джексон, по-видимому, решивший, что слова Йона относятся к рассказанной им истории, с чувством кивнул.
— Вот и я так подумал, хотя я, конечно, никогда не представлял Бога таким. Этот был слишком молодым… И слишком белым. У него были почти такие же светлые волосы, как у тебя. — Джексон рассмеялся.
— Похоже, ни пули, ни гранаты не причиняли ему ни малейшего вреда. Он прошел сквозь самую гущу вьетконговцев, как сквозь воду, размахивая окровавленным мечом и светясь, словно призрак из фильма ужасов. К счастью, он был на нашей стороне, хотя, на мой взгляд, ему не мешало бы поосторожнее орудовать своим мечом. Он так старался, что задел двух наших, но оба, к счастью, остались живы. Я тоже получил от него хороший удар, и не в самое удачное место…
От ужаса Йона бросало то в жар, то в холод. «Что сделала с Эриком эта проклятая война! — думал он. — Я должен во что бы то ни стало остановить его!» И, охваченный лихорадочным желанием действовать, и действовать немедленно, он схватил Джексона за руку.
— Скажи, где сейчас находится взвод? Только точно.
— Сегодня утром он был на высоте 796. Это в семи километрах к юго-востоку от Бен-Хета и гор Нгок-Кам Лит. А что? Не собираешься ли ты, случаем, отправиться туда?
— Нет. Во всяком случае, так должен отвечать ты, если тебя спросят.
Джексон сразу понизил голос до чуть слышного шепота.
— Ты можешь здорово влипнуть.
— Пусть сначала меня найдут. Думаю, я буду первым в истории дезертиром, который сбежал на фронт. Что касается военно-полевого суда, то пусть судят мой труп. — Йон поднялся и добавил, также понизив голос до шепота: — Но я тебе этого не говорил, а ты — не слышал, договорились?
Он уже повернулся, чтобы уйти, как Джексон тронул его за рукав.
— Волк…
Йон обернулся через плечо.
— Передай от меня привет Ворону. И будь осторожен, ладно?
Йон кивнул.
— Хорошо. Я постараюсь, но только потому, что меня просит об этом друг моего лучшего друга.
Выйдя из госпиталя, Йон сразу же отправился в дежурку авиационного подразделения. Насколько ему было известно, вертолетчики крайне редко давали себе труд согласовывать боевые вылеты с вышестоящим начальством, и он надеялся, что они не откажутся подбросить его до места.
Сумерки застали Йона Скелла вблизи позиций роты «Ц» — на широком поле, посреди зарослей измятой слоновьей травы. Он был не один; рядом с ним стояли двое бывалых солдат, возвращавшихся в строй после ранения. Пыль, поднятая лопастями санитарного вертолета, быстро рассеивалась, оседая на траве и на новенькой полевой форме Йона. Он бросил тоскливый взгляд вслед медэвакуатору, на зеленых камуфлированных бортах которого едва виднелись красные кресты. Воздушная машина поднималась все выше, рокот ее турбин становился тише и тише, и вот его уже не стало слышно за голосами двух стоявших рядом людей.
На этой поляне они были видны, как на ладони, и взгляд Йона скользнул туда, где высокая трава была нетронута, а потом обратился к далеким джунглям. В конце концов на склоне холма он заметил наскоро оборудованную позицию. За спиральными заграждениями из колючей проволоки были отрыты ходы сообщения, стрелковые ячейки и пулеметные гнезда, между которыми сновали крошечные фигурки солдат, спешивших закончить работы в лагере до наступления темноты.
— Пошли, что ли, — проговорил Дон Милсон, высокий рыжий парень, с которым Йон познакомился в вертолете.
— Не нравится мне это, — втягивая голову в плечи, пробормотал второй рядовой по имени Кен Китилано. От его широкой приземистой фигуры веяло тревогой. Йон почувствовал, что страх Кена понемногу передается ему.
— Пошли, — повторил вслед за Милсоном Йон, в глубине души жалея, что уже никак не сможет снова оказаться на борту санитарного вертолета. Хлипкий забор из «колючки» казался его неопытному глазу недостаточно надежным, чтобы остановить женщину верхом на ослике, не говоря уже о партизанской армии, вооруженной автоматическим оружием, полевыми безоткатными орудиями и минометами.
«Просто не верится, что я и в самом деле решился на это безумие!» — промелькнуло у него в голове.
Как ни торопились они попасть в лагерь, солнце все же село раньше, и Милсон, который шел впереди, несколько раз громко крикнул, заранее оповещая окопавшихся на холме американцев о приближении их маленького отряда. Китилано с каждой минутой нервничал все сильнее; страх сквозил в каждом его движении, в каждом жесте, и вскоре Йон поймал себя на том, что тоже начинает дрожать.
— Здесь небезопасно, — хрипло шепнул Китилано. — Вот увидите, что-нибудь обязательно случится.
— Заткнись, — не оборачиваясь, бросил ему Милсон.
Тропическая ночь застигла их примерно в сотне ярдов от проволочного заграждения. В считанные минуты установилась полная темнота, и тотчас же — словно это послужило сигналом — сзади раздался гром, и ночной мрак озарился бледными вспышками пламени. Минометы армии Северного Вьетнама били по холму, прикрывая ночную атаку партизан. Их частому уханью вторил истошный треск автоматов.