Говоря иными словами, сейчас нет общего смысла, к которому можно было бы апеллировать через литературу, связывая тем самым мир в единые координаты; есть только частные смыслы, пригодные для использования лишь в своей узкой тусовке. В результате новые авторы появляются и исчезают: они плывут, как пузыри по воде, тут же лопаясь и не оставляя по себе никакой памяти.
Ситуация напоминает Европу периода Реформации — когда Католический мир, ранее структурировавший реальность, внезапно распался и возник цивилизационный хаос, начавший перемешивать нации и культуры. Тогда десятки тысяч людей эмигрировали в Северную Америку. Они отказывались от старой реальности, которая больше их не устраивала, ради реальности новой, о которой достоверных сведений практически не было. Они уходили в фантастическую неизвестность.
Нечто подобное происходит сейчас и в литературе. Часть авторов «толстых» журналов отплывает от старой реальности на поиски реальности новой. Они пытаются преодолеть постмодернистскую пустоту, «тотальную равнозначность», ризому, простирающуюся в культуре до самого горизонта. И как европейским кораблям средством ориентации в океане служил компас, кстати говоря, изобретенный китайцами, так средством ориентации авторам, покидающим выдохшийся реализм, служит фантастика. Если нет более тверди земли, значит, приходится ориентироваться по чему-то нематериальному.
Правда, следует подчеркнуть важное обстоятельство. Одного компаса, как, впрочем, и кораблей, провианта, оружия, для открытия «Новой Индии» еще недостаточно. Здесь требуется Мореплаватель. Требуется капитан, который без тени сомнения поведет корабль за горизонт. Требуется Колумб, требуется Магеллан, требуется Васко да Гама.
Пока таких мореплавателей в современной литературе не видно. Но это не значит, что они не появятся уже в ближайшее время.
Рецензии
Москва: ACT,
2003. — 668 с.
Пер. с англ.
10 000 экз.
Как и в сборнике «Ночные кошмары и фантазии», в рецензируемой книге под одной обложкой оказались рассказы, принадлежащие двум противоположным ипостасям писателя. С одной стороны — произведения, созданные в манере, отождествляющейся только с творчеством С. Кинга («Смиренные сестры Элурии», «1408», «Человек в черном костюме», «Катаясь на «Пуле»). С другой — тексты, которые мог написать разве что «покойный Ричард Бахман» — «alter ego» Кинга, «автор» вполне реалистических «Дорожных работ». К подобным можно отнести такие рассказы сборника, как «Все, что ты любил когда-то, ветром унесет», «Чувство, которое словами можно выразить только по-французски», «Теория домашних животных: постулат Л. Т.».
Как уверяет сам Кинг, в драматургии сборника нет никакой системы: он-де просто вынул из колоды четырнадцать карт, пронумеровал произведения (одну повесть и тринадцать рассказов), стасовал карты, разложил и в этом порядке составил книгу. Самому автору получившаяся подборка понравилась — мне, как читателю, не очень. Потому что, как ни листай сборник — и в обычном порядке, и «по-арабски» (то есть с последнего рассказа), — все равно начинаешь не с самого впечатляющего произведения (и вообще, возникает ощущение, что открывающий книгу рассказ «Секционный зал номер четыре» — самая слабая вещь сборника). Зато в сердцевину автор упрятал несколько безусловных шедевров — «1408», «Катаясь на «Пуле», «Человек в черном костюме» и, разумеется, своеобразный пролог к сериалу «Темная башня» — повесть «Смиренные сестры Элурии».
И все же, подарив напоследок несколько прекрасных произведений и заявив, что новый роман из цикла о Роланде Дискейне «Волки Каллы» уже завершен, Стивен Кинг продолжает утверждать, что намерен уйти на литературный покой, «покинуть» своих преданных читателей. Тех, к кому он всегда так тепло обращался в предисловиях к своим книгам. Обидно, однако.
Москва: ЭКСМО,
2003. — 384 с.
150 100 экз.
В прежних романах и повестях Виктора Пелевина был отчетливо выраженный элемент фантастического, представляющий собой буквализированную традицию восточной эзотерики. Подобного рода литературы достаточно и в чисто фантастических сериях. Кроме того, мир фантастики воспринимал Пелевина как постепенно удаляющегося «своего». Но в последней книге произошел окончательный разрыв.
Заглавная вещь сборника — «Числа» — обращена к традиционной теме творчества Пелевина: всеобъемлющей пустоте и разным путям ее осознания. Главный герой, предприниматель Степа, имеет мистические отношения с некоторыми числами и жизнь свою строит в соответствии с тем, какая цифра угрожает ему или обещает фарт в определенных обстоятельствах. В итоге он осознает, что на протяжении всей биографии руководствовался полной чушью. Пелевин намекает: вот так же любые воззрения человечества, заставляющие миллионные толпы воздевать руки и делать пафосные лица, — полная чушь… Фантастики во всем романе — кот наплакал. Сбывшееся предсказание одной болгарской активистки ясновидения да несколько неясных событий, вроде бы свешивающих в жизнь Степы длинные хвосты с иных планов бытия… но с той же вероятностью трактуемых как проявления тупого хаоса повседневности.
О литературных качествах романа многого не скажешь: это не провал, но движение по нисходящей. «Числа» слабее романов «Чапаев и пустота» и «Generation Р». На страницах «Generation Р» Виктор Пелевин в значительной степени поддерживал действие за счет массированного использования приколов. В «Числах» действие держится только на них. Несколько месяцев назад вышел роман Алекса Орлова «Тютюнин против ЦРУ», так вот, и здесь, и там действие представляет собой отару анекдотов, едва сдерживаемых сюжетной изгородью. Если читать оба романа залпом, может сложиться впечатление, что автор у них один, но зачем-то скрывается под двумя разными псевдонимами.
Единственный, но солидный плюс романа: почти все приколы — смешные…
Москва: ACT,
2003. — 332 с.
(Серия «Звездный лабиринт. Библиотека фантастики «Сталкера»).
5000 экз.
Рассказы киевского фантаста Владимира Аренева — скорее акварель, чем станковая живопись. Мягкая, доверительная манера. Автор разговаривает с читателем тихо, не стремясь поразить буйством красок, задавить лавиной эмоций или увлечь лихо закрученным сюжетом.
Сейчас так пишут редко. Видимо, берясь за рассказ, поднаторевшие в выпечке романов фантасты и в малую форму щедрой, набитой рукой льют экшн и драйв. У Аренева — иначе.