В один из таких приездов Джорджина задержалась у модистки, а Китти зачем-то отправилась в лавку мясника (Мэри только диву давалась, откуда вдруг взялся такой интерес к домашнему хозяйству). Воспользовавшись этим, Мэри и Уильям отправились в городскую общественную библиотеку, при которой имелся небольшой музей естественной истории. Недавно при строительстве нового отеля в земле были найдены какие-то очень любопытные кости, и мальчику очень хотелось на них взглянуть. Мэри, понятно, не имела ничего против.
Улицы, отели и постоялые дворы города были заполнены людьми, приехавшими в Мэтлок на воды. Парочки, в которых нетрудно было узнать новобрачных, неторопливо прохаживались по тротуарам, держа друг друга под руку и вполголоса обмениваясь впечатлениями, которые, несомненно, имели самое прямое отношение к окрестным альпийским пейзажам. Несколько рабочих ремонтировали булыжную мостовую на площади перед зданием муниципалитета, и их кирки и ломики ярко сверкали на солнце.
В музее было тихо и прохладно. Посетителей в зале естественной истории было немного, и вскоре Мэри заметила перед одной из стеклянных витрин стройного, хорошо одетого господина, с головой ушедшего в созерцание выставленных в ней древностей. Когда он немного приблизился, Мэри его узнала.
— Мистер Франкенштейн?… Европеец слегка вздрогнул и обернулся.
— Мисс Беннет?!..
Он вспомнил, как ее зовут, и Мэри почувствовала себя польщенной.
— Да, это я. Какая приятная встреча.
— Я тоже рад вас видеть. — Он слегка поклонился. — А кто этот молодой человек?
— Это мой племянник, Уильям.
Ее слова произвели странное действие. Услышав их, Франкенштейн неожиданно помрачнел. На мгновение он даже прикрыл глаза, и Мэри испугалась, что ему стало плохо.
— Что с вами, мистер Франкенштейн? — с тревогой спросила она. Он снова взглянул на нее и улыбнулся — явно через силу.
— Я вас напугал? Простите великодушно, мисс. Эти… эти древности навевают не слишком приятные ассоциации. Дайте мне несколько секунд, и я снова буду в порядке.
— О, да, конечно, — кивнула она. Уильям к этому моменту умчался смотреть паровые часы, и Мэри, тактично отвернувшись, стала разглядывать ближайшую витрину, где на темно-зеленом сукне были разложены кости, отдаленно напоминающие рыбьи. Пояснительная табличка, впрочем, гласила, что на самом деле это не кости, а причудливые известняковые образования, найденные в местных оловянных рудниках.
Франкенштейн тем временем пришел в себя.
— Позвольте поинтересоваться, как вы оказались в Мэтлоке? — спросил он, снова подходя к ней. — Если, конечно, это не тайна…
— Что вы, никакой тайны, — улыбнулась Мэри. — Просто моя сестра Элизабет вышла за мистера Фицуильяма Дарси из Пемберли, а мы с Китти у нее гостим. А вы приехали сюда на воды?
— Клерваль и я собирались посетить Шотландию. У Анри там друзья — он хотел пожить у них, пока я… закончу кое-какие исследования. Но перед поездкой мы решили на недельку заглянуть в Мэтлок, чтобы отдохнуть и развеяться. — Он улыбнулся. — Пожалуй, это единственное место в Англии, которое напоминает мне родину.
— Да, говорят, что окрестности Мэтлока — это маленькая Швейцария, — ответила Мэри.
Франкенштейн, похоже, полностью пришел в себя, но она продолжала гадать, что могло возбудить в нем такую глубокую печаль.
— Вас заинтересовали эти древности? — спросила она, жестом указывая на застекленные шкафы.
— Здесь действительно есть кое-что любопытное, — кивнул Франкенштейн. — Но гораздо больше меня удивляет, что такая молодая женщина, как вы, интересуется тайнами и загадками природы.
В его голосе не было насмешки, и Мэри почувствовала, как у нее потеплело на сердце.
— Да, мне это интересно, — подтвердила она. — Вот, взгляните хотя бы на эти кости… Профессор Эразм Дарвин {4} писал по этому поводу:
— Говорят, — добавила Мэри после паузы, — что подобные находки служат научным доказательством того, что Великий потоп был на самом деле. Как вы думаете, мистер Франкенштейн, неужели на месте Мэтлока действительно когда-то плескалось море? Ученые утверждают, что существа, подобные этой рыбе, исчезли примерно во времена Ноя…
— Я считаю, что эти кости гораздо старше Ноя и принадлежат какому-то допотопномусуществу, которое, с точки зрения анатомии, было ближе к ящерицам, чем к рыбам. Первоначально они, конечно, состояли не из известняка, а из нормальной костной ткани — просто они слишком долго пролежали в земле и изменились благодаря действию каких-то химических процессов.
— Вы, стало быть, изучали химию и анатомию? Франкенштейн постучал ногтем по стеклу витрины.
— Три года назад я действительно был увлечен этими науками, но они меня больше не интересуют.
— Вы больше не интересуетесь наукой и тем не менее специально приехали в Лондон, чтобы встретиться с лучшими английскими учеными?
— Я… да-да, вы правы. Удивительно, что вы до сих пор помните о нашей с вами краткой беседе, хотя с тех пор прошло уже больше двух месяцев.
— У меня хорошая память, мистер Франкенштейн.
— Я должен был догадаться об этом уже по тому, как точно вы процитировали профессора Дарвина. И все же мне казалось, что такая женщина, как вы, должна интересоваться, скорее, искусством, а Отнюдь не наукой.
Мэри рассмеялась.
— Можете не сомневаться, я прочла положенное количество романов, которыми так увлекается большинство девушек. И не только романов, но и различных поучений для юношества. Моя сестра Элизабет до сих пор называет меня Великой Нравоучительницей… В таких случаях я обычно отвечаю, что зло дается легче, чем добро, и может иметь множество обличий… — Она слегка пожала плечами.
Франкенштейн долго не отвечал. Наконец он сказал:
— Может статься, что мир вовсе не нуждается в исправлении нравов.
Сначала эти слова озадачили Мэри, но потом она припомнила, что он говорил по поводу науки во время их краткой встречи в Лондоне.
— Но позвольте, мистер Франкенштейн, что может быть плохого в проповеди добра? Я уверена, что в этом нет ничего дурного, как и в тщательном изучении тех сущностей, которые милостивый Господь создал в своей неизъяснимой мудрости.
— И все же богобоязненный христианин может не согласиться с предположением мистера Дарвина относительно зарождения жизни в воде, в какой бы изысканной поэтической форме оно ни было высказано, — возразил он каким-то чужим, отстраненным тоном. — Разве без вмешательства Бога можно создать живую душу?
— Я уверена, что следы Божественной работы можно разглядеть повсюду, в том числе и в костях этой окаменелой рыбы, — ответила Мэри, указывая на застекленную витрину.
— Значит, у вас больше веры, чем у меня. Либо веры, либо невинности…
Мэри покраснела. Она не привыкла и не умела пикироваться с мужчинами, ибо они никогда не обращали на нее внимания, а если и обращали, то не воспринимали ее всерьез. Если кто-то из кавалеров и заговаривал с ней, речь, как правило, шла о погоде, о модах, о последних городских сплетнях и прочих пустяках. Сейчас, однако, Мэри казалось, что она каким-то образом сумела заинтересовать Франкенштейна, и это предположение наполнило ее радостью и торжеством.