Лексические различия — в том, что нет точных эквивалентов для многих слов. Например, слов, которые обозначают понятия, несущие моральную или эмоциональную оценку. Так, английские слова aggressive и ambitous лишены отрицательного, осуждающего оттенка, присущего русским эквивалентам агрессивный и амбициозный. Поэтому aggressive marketing лучше переводить как активный маркетинг. Есть слова, вообще не имеющие эквивалента в другом языке. Например, сhallenge буквально означает вызов (на поединок) или обвинение, а в переносном смысле — вызов судьбы, испытание сил и способностей. В русском языке нет подходящего слова для передачи этого важного в протестантской системе ценностей понятия: «трудность, которой нужно радоваться». (Проблема — это другое: «трудность, которой нужно озаботиться или даже стыдиться».) В научном контексте приходится довольствоваться бледным переводом (задача), который не передает богатой метафорической окраски слова challenge, понятной носителю английского языка. Соответственно, challenging research domain нужно переводить как перспективная область исследований (а не вызывающая!).
В утешение славянофилам: в русском языке тоже есть не переводимые на английский слова. Например, быт. Действительно, housekeeping (домоводство) обозначает более узкое, а way of life (образ жизни) — более широкое понятие, чем то, на что русские иногда жалуются: «Быт заел!»
Итак, очевидно, что англоязычные ИТ-специалисты имеют конкурентное преимущество перед нами, поскольку глубже понимают смысл новых понятий. Значит, они могут быстрее схватывать новые концепции, эффективнее общаться на темы, связанные с инновациями, и генерировать новые смыслы. Причем это мало связано с уровнем владения формальными языками (математическим, алгоритмическим) — тем, что проверяется на международных олимпиадах по программированию и чем по праву гордятся россияне. В самом деле, когда коммуникация связана с передачей сложного знания, то на формальном языке записывается более простая, низкоуровневая его часть. На словах же передается то, что невозможно формализовать, — абстрактные идеи.
Если сопоставить высокий темп порождения ИТ-неологизмов с периодом их освоения, то окажется, что добрая половина всех актуальных терминов — всегда новые, непривычные для русского слуха. Каким образом их лучше всего переводить, чтобы по возможности уменьшить вышеупомянутое преимущество англоязычных спецов?
Есть два полярных способа породить русский термин, эквивалентный английскому: заимствование путем транслитерации, то есть записи звуков английского слова на кириллице, и собственно перевод путем назначения русского слова, совпадающего или близкого по смыслу, таковым эквивалентом. У каждого из этих способов есть свои приверженцы; их противостояние напоминает борьбу западников и славянофилов.
Сторонники тотального заимствования считают, что в нем нет ничего плохого, что это нормальный процесс глобализации; в русском языке и без того полно заимствований, многие из которых со временем обрусели, как сарай или ярмарка. Однако им можно возразить: непонятно, зачем отказываться от перевода по крайней мере в том случае, когда существует русский эквивалент со значением, полностью совпадающим со значением английского оригинала; зачем говорить фолдер вместо папка?
Проблем с заимствованными терминами много. Зачастую они плохо поддаются склонению, спряжению или образованию производных слов. Например, неуклюжий неологизм и-буксы — транслитерация e-books (причем и-бук получился мужского рода!)[Бёрд Киви, Трудная судьба и-буксов («КТ» #606, стр. 20)]. Е-книги гораздо лучше, подобно е-коммерции. Транслитерация может оказаться неблагозвучной, эстетически неприемлемой: взять хотя бы тот же cookies. (Поэтому при заимствовании иногда оставляют оригинальное написание термина латиницей.) Обилие заимствованных терминов затрудняет общение между русскоязычными специалистами, мешает их быстрому взаимопониманию. Главное же, что при транслитерации термина часто ампутируются метафорические ассоциации, помогающие понять смысл, о чем мы уже говорили. Поэтому перевод явно предпочтителен, если найден удачный русский эквивалент.
Единственный случай, когда перевод не нужен, — это ключевые слова алгоритмического языка. Они означают ровно то, что определено синтаксисом и семантикой языка. Ассоциации с материнскими корнями могут даже вредить. Был у меня когда-то ученик, который все норовил использовать do в тексте программ отдельно от оператора цикла; ему казалось естественным так приказывать машине: мол, делай то-то и то-то! Поэтому бессмысленными оказались попытки русификации Алгола-68, когда официальное сообщение о нем вышло в русском переводе с ключевыми словами ВЕЩ, ЦЕЛ и т. п.