Причина такой горячей любви к компартии, видимо, была самая реальная. В 30-е годы М. А. Рубцов был репрессирован и около года просидел под следствием в тюрьме. Конечно, это было страшное потрясение для невиновного человека. Не приведи Бог испытать все ужасы чекистской неволи.
По семейному преданию, отца поэта освободил тогда очередной съезд партии: группа заключенных написала в адрес съезда письмо, и оно чудом дошло... Да, тут и молиться, пожалуй, будешь своим благодетелям.
Записки
Даже у близкого человека он нередко стеснялся попросить денег в долг. Стеснялся до такой степени, что просил не прямо, не устно, а писал записки: дай, если можешь, три рубля...
Как настрой?
В Череповце, примерно в 70-м году, комсомольский секретарь В. Морозов встретил на улице Рубцова и Коротаева, и бодро этак спрашивает:
— Как настрой, ребята?
Рубцов отвечает почти моментально, экспромтом:
Последняя растоптана гитара,
Последняя разорвана гармонь!
Последняя красавица Тамара
Зарезана и брошена в огонь!..
Ведьма
У Рубцова был какой-то особенный взгляд на женскую поэзию. Ему мало что нравилось в ней. Может быть, исключением были стихи Анны Ахматовой. Об известной поэтессе Ц. он, например, говорил: “Она же ведьма! Злая, как и ее поэзия! А поэзия должна быть доброй”.
Свет
Незадолго до смерти поэт перестал платить за квартиру. Домоуправление отключило у него свет. Пришлось завести свечи. С ними и связана следующая история. Свечи были на столе, здесь же стояли три иконы. Ближняя икона — “Неопалимой купины”. Однажды, вернувшись домой, Рубцов обнаружил, что в комнате только что был небольшой пожар: вокруг стоял дым, было угарно. Видимо, от свечи загорелась клеенка и бумаги, почти все на столе выгорело. Черное пятно пожара остановилось у самой “Неопалимой купины”. Огонь погас сам... Загадка состоит еще в том, что, по словам поэта, когда он уходил из дому, все свечи были погашены.
Николай Чудотворец
Когда умирающий поэт хрипел и бился на полу в последней агонии, в комнате вдруг рухнул старенький стол, тот самый, где стояли свечи и иконы. Иконы стукнулись об пол, как об лед. Две из них остались целы-невредимы. Только Николай Чудотворец, тезка умирающего поэта, вздрогнул от великой скорби — по иконе прошла трещина...
Деньжата
Помните, у Рубцова в юности были такие стихи шуточно-хулиганские:
Я жил в гостях у брата.
Пока велись деньжата,
все было хорошо...
Но деньги в те времена водились у него редко. Позднее было полегче — перепадали иногда крупные гонорары. И вот последняя хроника взаимоотношений поэта с этими бумажными и металлическими знаками.
В августе 1970 года Рубцов открыл счет на сберкнижке, положив туда ровно тыщу рублей. Затем снимал крупными суммами, и к декабрю остался только червонец.
Последний раз он снял 23 декабря пять рублей. Жить ему оставалось меньше месяца. Таким образом, когда поэт умер, на книжке лежало всего 5 целковых.
Шарф
Легендарный шарф Николая Рубцова. Длинный, обмотанный вокруг шеи. Поэт почти не снимал его. Как будто чувствовал, что ему очень надо беречь горло — тут поджидает его смерть.
А недавно мне рассказали, что иногда поэт менялся шарфами с кем-нибудь, в знак дружбы, как иные менялись тогда галстуками, часами или кепками. Только судьбой нельзя поменяться.
Символичный случай
Александр Яшин заспорил со скульптором Орловым о любви к малой родине. Потом Яшин “вспылил, махнул рукой и, чтобы прекратить спор, вместе со стулом отодвинулся от Орлова”. Сын скульптора, обиженный за отца, иронически спросил:
— Вы, может быть, еще дальше двинетесь, Александр Яковлевич?
Яшин быстро повернул голову к Рубцову, чуть помедлил, оглядел все застолье, сверкнул глазами и ответил, улыбаясь:
— С удовольствием бы, но дальше некуда. Там Рубцов.
...Так пересказал эту быль Александр Рачков. Кажется, есть и несколько иные варианты. Но суть в том, что слова Яшина прозвучали символично, и именно так были понятны уже тогда, в вологодском ресторане, где произошла эта история. Есть поэт Рубцов, есть его место в литературе — неповторимое и очень значительное...
Два слова
Друг поэта Алексей Шилов собрал книжки Рубцова под одну обложку. В конце 70-го показал это “собрание сочинений” Рубцову. Поэт подписал его: “Алексею Шилову... от несчастного, но непобедимого друга Николая Рубцова”.