Во второй половине 40-х — начале 50-х годов в государствах Восточной Европы прошли громкие политические процессы — в Венгрии Ласло Райка и Имре Надя, в Чехословакии — Рудольфа Сланского, в Румынии Анны Паукер, в Болгарии Трайчо Костова и Николы Петкова. Все эти процессы над секретарями центральных комитетов правящих партий, министрами и членами Политбюро заканчивались, как правило, расстрелами, длительными сроками заключения, изгнаниями из политики и общественной жизни. А после процесса над генсеком ЦК Компартии Чехословакии Рудольфом Сланским в декабре 1952 года было осуждено аж 14 человек из высшего партийно-государственного истеблишмента и 11 из них были приговорены к расстрелу. Но не только по сталинской воле происходили подобные трагические события. Многие из них были следствием внутриполитической борьбы патриотов и космополитов в руководстве самих этих государств.
Историк Г. Костырченко в весьма обстоятельной книге “Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм” так, например, комментирует венгерские политические процессы:
“М. Ракоши, будучи сам евреем (как М. Фаркаш, Й. Реван, Э. Герэ, Г. Петер и другие его ближайшие соратники)... еще в мае 1945 года проинформировал Москву о массовом вступлении евреев в ряды компартии Венгрии, назвав это серьезной угрозой для ее будущего. Свои опасения Ракоши мотивировал пропагандой враждебных буржуазных сил, которые распространяли слухи о том, что венгерская компартия — это “еврейская фашистская партия” и что повторяется 1919 год, когда руководство коммунистов состояло исключительно из евреев во главе с Б. Куном”...
Через 11 лет осеннее венгерское восстание 1956 года с кровавой расправой венгерских антисемитов над еврейскими функционерами подтвердило, что опасения Ракоши были весьма основательными. После венгерского восстания 1956 года и варварской вспышки борьбы националистов с еврейской властью “умеренный” венгерский коммунист Янош Кадар стал генеральным секретарем, а его предшественник Матиас Ракоши нашел политическое убежище у советских вождей, не услышавших в свое время его тревожный голос...
В 1964 году я приехал в Киргизию для работы над переводами стихотворений знаменитого акына Токтогула. Киргизское начальство вскоре устроило нашей бригаде переводчиков путешествие на автомашинах по Киргизии, во время которого мы проезжали маленький районный городишко Токмак.
И вдруг я увидел среди пыльных и невзрачных домишек поселка красивый особняк, окруженный высоким забором, за которым шумела под ветром пышная растительность — плодовые деревья, яркие кустарники, влажные цветы.
— А кто же здесь живет в таком богатом и необычном доме? — спросил я у молодого партийного чиновника, сопровождавшего нас. Тот помялся, помолчал, но все-таки решился ответить:
— Ракоши, бывший генсек венгерской компартии. На его место ведь пришел Янош Кадар, у которого при Ракоши в тюрьме ногти на руках вырвали... ну после такого Ракоши в Москве держать было неудобно, вот его и поселили в наших краях...
Что же касается дела Рудольфа Сланского, то президент Чехословакии той эпохи, чешский патриот Клемент Готвальд так отозвался о нем:
“В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщицкого центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в коммунистическую партию. Это — сионизм”.
Но демографическо-национальная и кадровая ситуация в Польше, видимо, была гораздо сложнее, нежели в других восточноевропейских странах, и потому Веслав Гомулка вскоре после того, как на осеннем пленуме Центрального Комитета Польской рабочей партии (1948 г.) его убрали с должности генсека за то, что он отстаивал идею особого национального польского пути к социализму, отправил 14 декабря 1948 года письмо Сталину, в котором были такие строки о высшей власти в Польше: