Но особенно настойчиво продавливалась идея платного образования. Оно существует и сегодня, однако его хотели сделать чуть ли не всеобщим. Это грозило гибелью российской высшей школе, ведь у нас нет многочисленного класса, способного в полной мере оплачивать обучение своих детей.
Вызывает серьезное беспокойство проект, опубликованный примерно год назад. Предлагалось, в частности, изменить систему приемных экзаменов, свести все к тесту, который никак не раскрывает творческих способностей абитуриента. Позиция Московского Университета такова: да, тест может использоваться как один из элементов отбора, но только как элемент. Без полноценных экзаменов обойтись невозможно.
Возражения вызывают попытки изменения юридического статуса государственных образовательных учреждений. Предлагалось переименовать их в образовательные организации. Казалось бы, повышение статуса. На самом деле — организация может иметь и частных учредителей, организацию можно обанкротить, можно продать. Словом, новое издание все той же идеи приватизации.
А вообще-то принципиальные преобразования требуются, по логике вещей, тогда, когда система приходит в негодность. Мы же имеем сегодня одну из самых достойных систем образования в мире. Это общепризнанный факт. Учиться в наших университетах до сих пор престижно для иностранцев. Нет оснований изображать российские вузы находящимися где-то на самом краю образовательной Ойкумены. Напротив, система образования, созданная в России, свидетельствует об огромных культурно-интеллектуальных, если хотите, генетических потенциях российской нации.
А. К.: Один из важнейших элементов реформы — единый школьный экзамен. В этом году впервые проводился эксперимент по его внедрению. Оправдал ли он себя?
В. С.: Оценивать масштабное начинание по первым результатам всегда трудно. Но приходится признать: пока эти результаты не слишком впечатляют. Считается, будто введение единого экзамена снимет проблему коррупции при приеме в вузы. Но как бы не произошло то, чего опасаются скептики — не опустилась бы коррупция на местный уровень. Из регионов, которые были выбраны для эксперимента, приходит масса писем: тесты становятся известны заранее. То же, кстати, происходило и на обычных выпускных экзаменах. В этом году задачи письменного экзамена по математике за неделю появились на сайте в Интернете... Что же касается единого школьного экзамена, то на Госсовете было принято решение: не спешить внедрять его повсеместно, провести двухгодичный эксперимент, а потом снова вернуться к обсуждению вопроса.
А. К.: Виктор Антонович, Вы много общаетесь со студентами, хорошо знаете их. Каков социальный портрет современного студента? Отличается ли он от учащихся 60—70-х годов?
В. С.: В меру сил я стремлюсь возродить и такую традицию Московского Университета, как особый демократизм, открытость в отношениях между профессорами и студентами. После избрания ректором я не отказался от преподавательской работы — читаю лекции, веду семинар. Кроме того, я регулярно встречаюсь с коллективами факультетов — хожу, когда приглашают, но иногда и сам “напрашиваюсь”. За год проходит до 20 таких встреч. Так что современных студентов я, действительно, знаю не понаслышке. От поколения 60—70-х они, разумеется, отличаются. То поколение было более настроено на учебу, “злее” до учебы, что ли. Был и некий идеализм, вера в достижения и возможности науки. Нынешнее поколение более информировано, более свободно в своих суждениях, смелее в отстаивании собственного мнения.
Для того чтобы яснее представить себе портрет студента, в МГУ проводят регулярные социологические опросы. Они показывают, что современные студенты достаточно самокритичны и в то же время предъявляют высокие требования к преподавателям. Что касается мыслей о будущем, то здесь их ожидания достаточно практичны: 80 процентов собираются работать по специальности. Каждый четвертый выпускник хотел бы поступить в аспирантуру. 8 процентов ориентируются на выезд за границу.
А. К.: Я как раз хотел спросить об этом. Россия страдает от утечки мозгов. По существу, наше нищее образование субсидирует науку США и Западной Европы. Какие пути выхода из ситуации Вы видите?
В. С.: Как не без юмора писали в одной газете: есть два пути — либо разрушить наше образование, чтобы им на Западе ничего не досталось, либо создать условия у нас в стране для полноценной научной работы. На самом деле, за длинным рублем или долларом едут единицы. Большинство просто хочет работать в комфортных условиях на современном оборудовании. Уезжают, как правило, на год-два по приглашению научных центров. Они готовы вернуться. Другое дело, что за первым приглашением следует еще одно, а дома нет ни ясной перспективы, ни квартиры... И все-таки — я знаю много таких людей — жизнь вне родины не подарок. Уехавшие часто оказываются людьми второго сорта.