Из ветхого времени божеским дуновением доходит на степные просторы печаль отцов и дедов, текут по хладным их черепам слезы: некому передать регалии!
Так появилась в Краснодаре и дочь генерала Науменко.
Достойны ли принимать их нехристи, промолчавшие в этом году на большевистский приговор в газетах: “...генералы Деникин, Колчак, Врангель, Шкуро ненавидели свой народ...”? Говорить ли речи и становиться на колени перед екатерининскими знаменами, штандартами белогвардейских полков тому, кто как-то сказал недовольно: “Гляжу по телевизору, там где-то за границей наши русские целуют на кладбище портрет врага нашего Врангеля...”?
Дочь генерала Науменко приготовилась вернуть регалии на родину.
1999
Во 2-м номере “Родной Кубани” будем перепечатывать труд великого К. Н. Леонтьева “Анализ, стиль, веяние”, самый, пожалуй, гениальный труд его по художественной эстетике, не попавший ни в один из его сборников последних лет. Это так странно. В пору разложения эстетики, художественных критериев в нашей литературе и искусстве жесткие мысли К. Леонтьева помогают всем: и разбушевавшемуся во вседозволенности старому писателю, и молодому, изначально заблудившемуся в понимании природы искусства.
Я прочитал “Анализ, стиль, веяние” еще в конце 1970 года. Жил полмесяца в московской писательской квартире, дописывал последние строки “Осени в Тамани” и ненароком заметил на книжной полке хозяина тонкую брошюрку царского времени. Прочитал с редким упоением, а потом стал выписывать кое-что особенно близкое. Рассуждение Константина Николаевича (больше похожее на сожаление) о том, что было бы, если бы Пушкин не пал на дуэли и написал роман о войне 1812 года (подобно Л. Толстому), я долгие годы знал наизусть. Даже на просторах великой классической литературы можно затосковать о потерях, ее не миновавших. Даже великого художника Л. Н. Толстого посмел К. Леонтьев “учить” евангельской простоте в прозе. Значит, была в русской литературе та высота, которая позволяла глубоким умам судить о ее несовершенствах со всей строгостью; о несовершенствах, нынче уже незаметных для “массового” круга писателей.
Своей героической борьбой сербы дают нам урок. Какими мы были во время лютой войны Запада против Югославии? В нашей прессе не появилось ни одного потрясающего материала о трагической доле сербов. А их много, и читать их без содрогания невозможно. “Лучшая помощь Сербии — сильная Россия”, — сказал настоятель монастыря Студеница архимандрит Иулиан. Россия — это мы. Это мы, почти уже потерявшие русское национальное достоинство. Никто нас в мире не любит, и только сербы вечно привязаны к нам храброй душой.
— Ну, конечно, обидно так жить! Какой-то сморчок, сдувавший пыль с идеологии, или какой-то, того хуже, явный преступник строя и тупица опять в передовиках, но уже кошельковой идеологии, и опять тычут в тебя: недостаточный, мол, патриот.
Все надо выцарапывать, везде надрывать душу, смотреть в воловьи глаза и ждать, что свои же, русские, притронутся наконец к народному чувству и скажут: да, да, да! мы с вами...
Увы! Они переродились.
28 октября. В воскресный день и на праздники мне всегда бывает грустно. А тут еще покупал газеты и вижу, идет наш вечно хмурый и очень глупый писатель. Всегда был богатый и трус необыкновенный. А глупый и трусливый, да еще, как теперь, безденежный, размышляет только о глобальном, учит и подсказывает. Как нарочно, в газете он опять мудрствовал. На второй строчке уже скучно.
— А зачем читать? Уже давно известно: ничего нет. Я недавно у одного такого же глупого и самовлюбленного прыща прочитал: “Не верю я в Бога церковного, но говорю честно: сожалею, что его не существует”.
— Как-то получилось, что я с юности читал только самое хорошее. Но когда долго не выезжаешь никуда, местное болото затягивает, покупаешь зачем-то газетенки, мельтешат местные пупы, круг замыкается местными отношениями, друзья вдалеке надолго исчезают.
— Так везде.
2000
Станица Пластуновская
Не ваши ли это родственники?
В конвое его величества (охрана царя) служили: