Выбрать главу

И точно: вскоре после получения шифровки мне звонит корреспондент “Известий”:

— Александр Владиславович, у нас есть сведения, что военная контр­разведка КГБ СССР занималась расследованием причин гибели корейского “Боинга”. У вас есть какие-либо документы по этому делу?

— Ну и что?

— Мы хотели бы получить доступ к информации по этому делу.

— Зачем она вам?

— Ну как же! Надо ведь довести дело до логического завершения.

— А в чём вы видите логическое завершение дела?

— Привлечь к ответственности виновных!

— Сколько вам лет?

— Двадцать восемь.

— И вы хотите добиться, чтобы 60–70-летних маршалов посадили в тюрьму?

— Какое это имеет значение?

— Прежде чем вы засучите рукава и навострите перо, я советую вам поехать в любой аэропорт Москвы, встретиться с опытными пилотами и расспросить их, что такое “Боинг”.

— Что вы имеете в виду?

— Имею в виду следующее. Американские “Боинги” оборудованы спе­циальной системой, суть работы которой заключается в том, что каждый самолет связан информационной системой, электронной системой, с главным командным пунктом управления полётами. В кабине лётчика имеется блок, который производит набор определённых цифр, без которого невозможен запуск двигателя, выводка самолета на рулёжную и взлётную полосы.

Далее. Все самолеты, которые вылетают с Аляски и летят в Японию, сопровождаются наземными пунктами радиослежения за полетом – и “мёртвых зон” у них нет. На “Боингах” установлена отличная навигационная аппара­тура, которая нам ещё и не снилась. Она автоматически обращает внимание пилотов на отклонение от курса. Хотя бы эти обстоятельства должны вас убедить в том, что подобной ошибки без умысла быть не могло?

— Каков же мог быть умысел?

— А умысел простой: заставить всю службу ПВО Дальнего Востока “работать” по этому самолету. А восточнее его в это время летит другой самолет, RC-135, начинённый аппаратурой, которая записывает все сигналы наших наземных средств радиослежения. Таким образом, они вынужденно рассекре­чивают свое базирование. А теперь я спрошу вас: кто поручил вам “раскрутку” этого дела?

— Да нет, никто не поручал. Просто газета наша интересуется всем, что происходит в мире – вы, наверное, ее читаете…

— Но всё-таки: вы же корреспондент, а не главный редактор. Значит, тему выбрали не сами, а вам её предложили. Меня интересует – кто?

— Да почему вас это интересует?!

— По одной причине: потому что сейчас вы выполняете задание РУМО – разведывательного управления министерства обороны США.

— Господи, да откуда вы взяли?!

— Если хотите знать, откуда, – приезжайте ко мне, я вложу вам карты в руки. Но сначала вы мне назовёте фамилии тех, от кого вы получили задание вытащить эту историю на свет.

Он повесил трубку. Через некоторое время опять позвонил:

— Знаете, мы всё-таки хотели эту ситуацию прояснить…

— Я понял, что вы сейчас между молотом и наковальней. Тогда мой вам совет: напишите нейтральную статью, но обязательно при этом упомяните о навигационном оборудовании – то, о чем я вам рассказал. А закончите статью сомнением: не ошибаются ли те, кто настаивает на “сбое” навига­ционной системы “Боинга”? И патриотично поступите, и поставите на место тех, кто в этом деле мало смыслит, но суётся со своими домыслами.

— Спасибо за совет. — И положил трубку.

Аналогичный случай произошел спустя некоторое время. Звонит мне заместитель Генерального прокурора. Есть, говорит, группа молодых депутатов из Комитета по делам молодежи, они настаивают на том, что надо вернуться к факту гибели АПЛ “Комсомолец” и возбудить приостановленное уголовное дело на виновников трагедии: привлечь к уголовной ответственности адмирала флота Владимира Чернавина как бывшего Главкома ВМФ, лишить его звания Героя Советского Союза, посадить на скамью подсудимых его замести­телей – по нисходящей…

Я кладу в портфель полученную из ГРУ ориентировку, приезжаю в Генпро­куратуру, зачитываю. Заместитель Генпрокурора смешался: что же делать?

— Пусть приезжают. Посадите меня так, чтобы я их видел. А я потом включусь в разговор.

Приехали трое молодых депутатов и начали шпарить прямо по ориенти­ровке! Заместитель Генпрокурора покосился на меня:

— Да-а, интересный вопрос!..

Словом, поговорил я с ними, как и с корреспондентом “Известий”. На требо­вание назвать фамилии тех, кто поручил им это дело, они ответили: “С какой стати!”.

Так что шумиха вокруг дела Пасько – колобок из того же теста…

 

Борис Владимирович Пр-вич:

Само вознаграждение за информацию, которую Пасько регулярно передавал японцам, исключает версию, что он передавал сведения, взятые только из открытых источников. Что, в “русском” отделе японских информационных агентств нет кадров, владеющих русским языком?! Абсурд!

Пасько настаивает на том, что он был борцом за экологию в Приморском регионе. Но военная контрразведка этой темы и не касается. Она говорит лишь о закрытой информации, которую “эколог” предоставлял японской стороне. Трудно говорить о нанесённом им материальном ущербе государству, но важнее ущерб, нанесённый престижу государства, обороноспособности, Военно-Морскому Флоту. Этим вопросом полностью занимался Герман Алексеевич, под его руководством были получены первичные материалы, которые получили дальнейшее развитие.

И взят был Пасько отнюдь не скоропалительно – по одному лишь подозрению. В разработке он находился года полтора-два. Вначале стала поступать информация, что он пользуется не только дозволенными, но и недозволенными способами для получения сведений, касающихся жизни Тихоокеанского флота. Потом стало известно, что японцы у себя по одному из телеканалов показали ряд эпизодов из жизни ТОФа. После детального анализа вышли на Пасько и взяли его в разработку.

 

Николай Алексеевич Медведев:

Я столько лет рядом, бок о бок проработал с Германом Алексеевичем, что уверен абсолютно твёрдо: если бы не было реальных материалов, а лишь неясные зацепки – он никогда бы не дал хода делу! А дальше я рассуждаю как оперативник. Для того чтобы заявить, связан человек с иностранной разведкой или нет, мне нужны данные, что этот человек встречался с представителями иностранной спецслужбы с соблюдением мер конспирации. Коль это было, то делаем вывод: стало быть, в такой встрече присутствует некий умысел. Если умысел имеется, то речь однозначно идёт о шпионаже. Иначе зачем честному журналисту конспирировать встречу? Ну а уж коль за “открытую информацию”, переданную в условиях конспирации предста­вителю иностранной спецслужбы, человек получил деньги, то тут не о чем разговаривать, кроме как о степени ущерба, причинённого стране передачей этой “открытой информации”.

 

Юрий Алексеевич М-цев:

Неоднократно приходилось слышать и читать, что процесс Пасько потому идёт в закрытом режиме, что у следствия мало (или вовсе нет) аргументов, “чтобы Пасько засадить”, что спецслужбы, движимые той же целью, фабрикуют и подбрасывают следствию документы. Я уже говорил, что все спецслужбы мира одной из главных заповедей считают завет Гиппократа врачам: noli nocere не навреди ! Надо ли объяснять, что существует очевидная необходимость жёсткого соблюдения профессиональных тайн. Если их использовать в судебном процессе, то утечка информации явится серьёзной угрозой для жизни многих лиц, которые оказывают нам содействие – в том числе и за рубежом. Руководствуясь этим правилом, мы даже пошли в “деле Пасько” на такие жертвы, как недостаточность доказательств его шпионской деятельности. И многие другие материалы мы не реализуем лишь потому, чтобы не рассекретить человека или целую цепочку помощников и участников проведённой операции. Это “азы”, доступные пониманию, как мне кажется, самых твердолобых критиканов.

 

Генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин:

Известен такой случай. Сотрудник контрразведки Великобритании Беттани собирался перейти на нашу сторону, но его выдал предатель Гордиевский. Беттани лишь сделал попытку выйти на контакт. Он получил двадцать лет тюрьмы и продолжает отбывать срок, и дня не проработав на КГБ. И будьте уверены: отсидит от звонка до звонка. Никакие амнистии его не коснутся. Порядок жёсткий, но с точки зрения государственного интереса – оправданный.