Я не пересказываю Паршева и Хорева. Я говорю о том, как будет и с п о л ь- з о в а н а их теория. Для оправдания капитализма она пригодна не менее чем для апологии советского строя.
Да, кстати, а почему вы решили, что А. Паршев защищает социализм? Он язвительно пишет о "неумехах"-демократах. Но разве это означает апологию социализма? И разве "демократы" такие уж "неумехи"? А мне-то казалось - в р а г и, ловкие и безжалостные...
"В книге А. П. Паршева на основе богатого и многообразного фактического материала доказано, что путь, на который десять лет назад встала страна, привел бы, в общем и целом, к таким же результатам и в том случае, если бы никаких "врагов" в ее "руководстве" не было", - утверждает один из его сторонников. Позвольте не согласиться! Не для того, чтобы защитить путь, проложенный Ельциным (сам я решительно за тот, что можно условно назвать "китайским" - построение многоуровневой экономики). Но есть стратегические просчеты, а есть и элементарное воровство с прямым вредительством в придачу. Почему бы вредителям не ответить за свой вклад в организацию катастрофы? И если под руководством А. Чубайса только с марта по декабрь 2000 года капитализация РАО ЕЭС упала с 10 до 4 млрд долларов - более чем в д в а р а з а, кто должен отвечать - некий "путь" или вполне конкретный Анатолий Борисович Чубайс?
В любом случае - не русский климат.
К сожалению, в числе моих оппонентов оказался Вадим Кожинов. Вот ведь как - мы были знакомы 23 года, почти четверть века. Помогали друг другу (я гордился его помощью и радовался, что сам мог помочь). Вадим Валерианович рекомендовал меня Ю. Селезневу, так я оказался в "Нашем современнике". А я, после длительной размолвки Кожинова с Викуловым (из-за скандала в ЦК, вызванного публикацией статьи "И назовет меня всяк сущий в ней язык..."), помог возвращению Вадима Валериановича в журнал, убедив С. Викулова опубликовать его статью о романе "Дети Арбата", сразу же ставшую знаменитой. Кожинов написал предисловие к моей книге "Россия над бездной", я - рецензию на его сборник (первую после опалы) и опубликовал ее в "Литературной газете": по тем временам акт ритуальный, означавший, что писатель официально прощен. Разумеется, все это делалось не по принципу: ты мне - я тебе, а на основе взаимной симпатии. Два года назад В. Кожинов предложил мне совместно выпустить книгу по истории XVI-XIX веков, чтобы замкнуть цикл его работ по истории России...
И вдруг - резкая отповедь в первом номере нашего журнала за 2001 год. И внезапная смерть, превратившая ее в точку, поставленную в четвертьвековом общении. Впрочем, не совсем так: будто предчувствуя скорую гибель, Вадим Валерианович позвонил мне вечером 31 декабря, говорил, что жалеет, если статья задела меня, заверял, что его отношение ко мне не изменилось. Разговор коснулся деталей, и я сказал о фактических ошибках в его статье (при энциклопедической образованности В. Кожинов был все-таки незнаком с китайским материалом). "Ну, значит, еще посмотрим!" - весело подытожил он.
Ах, Вадим Валерианович, если доведется встретиться т а м, я не стану препираться с Вами по поводу максимума январских температур и экономической цифири. Но и Вы, надеюсь, не будете спорить с тем, что "Родину любить надо!"
Если статья В. Кожинова меня огорчила, то упоминание о "Дао Тун" в газете "День литературы" разозлило. Критик Н. Переяслов не счел нужным сказать хоть что-то о статье, кроме того, что она написана благодаря помощи руководителя Иностранной комиссии СП О. Бавыкина, организовавшего поездку в Китай. Впрочем, та же участь постигла и трилогию Ю. Кузнецова "Путь Христа". Оказывается, и она любопытна тем, что обязана рождением Олегу Митрофановичу. Я рад, что критик воздал должное энтузиасту развития международных писательских связей, но, думаю, похвала прозвучала бы весомей, если бы Переяслов потрудился раскрыть какие-то достоинства работ, появившихся на свет благодаря Бавыкину.
А если серьезно - это не критика, а хулиганство. Причем с "демократическими" корнями. Именно так писала о нас демпресса. Теперь пишут свои, превращая произведения в ничто, пыль под солнцем. О понимании хотя бы основной мысли говорить не приходится. Тем более о раскрытии всего замысла, споре с ним, а быть может (еще чего!), и пропаганде полюбившихся идей.
А ведь есть еще и художественная сторона. Да-да, п о э т и к а п у б л и - ц и с т и к и. Мы настолько обделены профессиональным вниманием, настолько затурканы, что боимся и заикнуться о ней. А многие публицисты и сами считают, что эстетика - это в ремесле лишнее. О публицистике не говорят на писательских собраниях. Среди многочисленных литературных премий фактически ни одной, присуждаемой за этот жанр.