Главное уже было выиграно, и этим главным как раз и была беспротестность, спокойная атмосфера визита. “Наш Киев дряхлый, златоглавый”, словно не помня зла, гостеприимно распахнул перед римским гостем свои врата — символически, свои легендарные Золотые Ворота, напоминающие о светоносном, сияющем Киеве еще не только домонгольской поры, но и эпохи доцерковного раскола, эпохи Ярослава Мудрого, одну за другой выдававшего своих дочерей за западных государей. И отблеском этой памяти папа (сам-то, как показали дальнейшие события, ничего не забывший) сумел воспользоваться вполне.
* * *
Разумеется, сдержанная позиция Церкви, в том числе УПЦ МП (что до УПЦ КП и УАПЦ, то они, несмотря на все сказанное ими об унии, тотчас же и охотно пошли на прямой контакт с понтификом), диктовалась соображениями прежде всего политическими, той позицией, которую заняло высшее руководство страны. А вряд ли можно спорить, что для Л. Кучмы, донимаемого кассетным скандалом, прибытие столь высокого гостя было истинным подарком. И это показали первые же часы — да что там, минуты — пребывания понтифика на земле Украины.
Сама пышность встречи в Борисполе, сочетание высокого официального ее уровня (присутствие президента, представление членов дипкорпуса и т. д.) с процессиями “парубков и дивчат” в национальных костюмах и хором девчушек в веночках, восклицающих “Хай живе папа!”, говорили о большем, нежели только о прибытии высокого официального гостя и пастыря душ проживающих на Украине римо- и греко-католиков. Сразу же замечу, что я не считаю корректным обсуждение права Украины как независимого государства выбирать гостей, форму их встречи, равно как и право римского первосвященника на посещение шестимиллионной паствы. Однако уже в Борисполе стало ясно, что Иоанн Павел II отнюдь не собирался ограничивать себя рамками лишь государственного и пастырского визита и что предоставленные ему возможности (прямая трансляция всех важнейших событий по первому национальному каналу, разнообразие и масштабы полученных для соответствующих мероприятий территорий) он в полной мере использует для проповедей, обращенных не только к католикам, но и ко всей Украине. И не только к Украине, а urbi et orbi. Стало понятно также, что проблемы политические и исторические едва ли не потеснят в этих проповедях вопросы сугубо религиозные. Акценты же, расставленные в них, оказались таковы, что зафиксировать и оценить их российские политики и аналитики не только имеют право — они просто не имеют права уклониться от брошенной всей нашей исторической памяти вызова.
Нашлось место всему — и “злодеяниям, совершенным политическими силами против мусульманской общины Украины”, и преследованиям верующих, особенно, разумеется, греко-католиков. Не нашлось (у папы-славянина) ни одного слова напоминания о нацистской программе истребления восточных славян (план “Ост”), об эшелонах украинской молодежи, угнанных в рабство в Германию, о миллионах повешенных, расстрелянных, заживо закопанных и сожженных, брошенных в шахты советских граждан. Разумеется, папа посетил Бабий яр — тему Холокоста не может позволить себе обойти никто из действующих политиков, тем более мирового класса. Однако уничтожение евреев западной историографией и особенно политической публицистикой чем дальше, тем больше выдается за, по сути, единственное преступление нацизма, могущее быть квалифицированным как геноцид и преступление против человечности. Понтифик расставлял акценты точно по этой схеме, к тому же за посещением Бабьего яра последовало посещение Быковнянского леса, где погребено около 100 тысяч жертв репрессий советского времени, — за что особую благодарность папе выразил украинский “Мемориал”. Таким образом, краткое упоминание о нацизме (а оно во всех речах понтифика было очень кратким) снова послужило лишь поводом к пространным проповедям на тему о советском тоталитаризме, стало лишь элементом того “своеобразного суда, устроенного папой над советской властью”, о котором с таким удовлетворением писал на страницах “Независимой газеты” Максим Шевченко.