В последних письмах чувствовалась горечь: “Между боями выполняю обязанности переводчика с немецкого; приходится видеть, как после допросов расстреливают немецких солдат. Даже на войне это неоправданная мера: на смерть есть бой”.
“Из-за частых ближних боев по замыканию Сталинградского окружения немцев Михаил не расстается с пулеметом”, — сообщил нам его фронтовой товарищ. Он же написал об отце во фронтовую газету. Она и принесла нам последнюю весть о живом отце с огненного рубежа в январе сорок третьего года. Но это было уже после его гибели, о которой мы пока не знали. И более года считали его без вести пропавшим. Лишь летом сорок четвертого на отца пришла похоронка. Однако через горечь извещения он жил в наших надеждах до конца войны.
Пулеметчик
(по запомнившемуся тексту фронтовой газеты)
Шел декабрь 1942 года. В боях под Сталинградом 124-й гвардейский стрелковый полк за сутки отбил три вражеские атаки. Бойцы готовились к отражению очередной... Было приказано: подпустить ближе.
В четвертый раз враг шел короткими рывками, рассредоточенными звеньями в шахматном порядке.
Сигнал к бою — красная ракета. Пулеметчик Михаил Игнатьев прицельным огнем прижал немцев к земле. Но небольшими группами они срывались с мест и, пробежав 10—15 метров, снова залегали. И вдруг с расстояния пятидесяти метров немцы, открыв огонь, ринулись вперед. Пулемет Игнатьева грохотом заглушил треск немецких автоматов. Но в самый напряженный момент он неожиданно смолк. Неисправность! Опытный пулеметчик определил: перекос ленты. Не задумываясь, открыл затвор, протянул ленту... На это ему потребовалось секунд пять.
Враг этим воспользовался и оказался в двадцати метрах от пулемета. Полетели гранаты: наши и немецкие. Они оставляли на жизнь три секунды. “Единственное, о чем я подумал, — рассказывал потом Игнатьев, — успеть бы дать очередь до взрыва”. И успел. Почти в упор расстрелял летевшую на него группу фашистов. Живые и мертвые, они пали ниц. Оглушенный взрывами, раненый пулеметчик продолжал яростно строчить. К счастью, осколки гранат серьезных ранений ему не нанесли. Наступление было остановлено. В секторе пулеметного огня старшего сержанта Игнатьева осталось шестнадцать вражеских трупов.
В числе имен на обелиске
В феврале 1971 года уметская районная газета (отец родился в селе Царевка Уметского района в 1917 году) опубликовала статью участника Великой Отечественной войны пенсионера-следопыта из-под Ростова Якова Ермолаевича Скидана “Дорогие имена”. В ней рассказывалось о суровых боях осенью и зимой 1942 года под Ростовом, в которых участвовал Михаил Семенович Игнатьев.
“В жестоких затяжных боях... было замкнуто кольцо Сталинградского окружения. 15 ноября немецко-итальянские войска... стали отходить на юг. Они прорвали кольцо наших войск и заняли село Арбузовка. В ночь с 21 на 22 декабря наши части, воспользовавшись снежным бураном, ворвались в село и в ожесточенной схватке выбили немцев.
25 декабря 124-й гвардейский стрелковый полк был направлен в сторону станции Шептуховка... После 40-километрового броска солдаты дошли до хутора Ходаков Чертковского района. Командование решило остаток ночи дать людям отдохнуть. Выставили заслон и разместили бойцов в домах по всему хутору.
Одним из часовых был старший сержант Mихаил Игнатьев.
В 4 часа утра на хутор внезапно нагрянули немцы. Это были части, спешившие на выручку находившимся в “котле”: восемь танков и рота автоматчиков.
В этом неравном бою пал смертью храбрых и Михаил Семенович Игнатьев. В результате длительных поисков установлены имена 35 павших воинов. Среди них уметец М. С. Игнатьев. Погибших воинов местные жители похоронили потом в братской могиле. Сейчас здесь высится обелиск. За могилой воинов ухаживают жители и учащиеся начальной школы хутора Ходаков”.
И еще одна
братская могила
с бессменным женским “караулом” возле нее.
К кому пришли они
на погост?
Кому ставят поминальную свечу
в церкви?
Отцу? Мужу?
Сыну? Брату?..
Низко, до земли поклонимся всем, павшим и живым, отстоявшим
свободу