Подразделение жило в боевом режиме, в напряжении и тревоге. Приходилось неотлучно находиться на командном пункте. Вместе с младшим сержантом Кочергиным я постоянно следил за работой электростанции, показаниями приборов на щитке управления, принимал донесения с наблюдательных пунктов. Помкомвзвода Настасиенко обеспечивал контроль за состоянием сеток, электрического и телефонного кабелей.
Была середина января. Венгерская зима 45-го стояла относительно теплой. Снег плотно лежал на равнинах и холмах, особенно заснеженными были кукурузные поля. Меня, как магнитом, притягивал окружающий зимний пейзаж. Отчасти он был сродни нашим деревенским местам, но имел и своеобразное отличие. В наших полях больше раздолья, ощущения некой бесконечности. Здешние места — это узкий мирок, а видневшаяся недалеко березовая рощица придавала особую домашность, уютность. Она очень привлекала своим снежным убранством. В один из дней я выбрал немного свободного времени и решил побродить в округе по заснеженному полю. От тишины можно оглохнуть. Я вдыхал аромат зимнего дня и осмысливал происходящее. Это произойдет завтра или послезавтра, а может, уже и сегодня, — весь этот сказочный мир наполнится разрывом снарядов, лязгом танковых гусениц, автоматными и пулеметными очередями, жестоким сражением двух противостоящих сторон, в результате будут убитые, которые за свою короткую жизнь не смогли насладиться красотой окружающей природы. И я вынужден буду во имя долга отдать приказ о применении “огненных сеток”, на которых потом останутся десятки, а может, и сотни вражеских трупов. Какая же несправедливость в человеческом обществе, почему оно живет по законам антагонистического сосуществования?
Тем временем танковые корпуса немцев, умело маневрируя, со все нарастающей силой таранили наше кольцо окружения вокруг Будапешта. Отборные части с многолетним опытом войны в Европе перебрасывались с фланга на фланг то по железной дороге, то по шоссе, нащупывая слабые места в наших фронтах, изматывая и расшатывая их оборону. Они резко изменили направление атаки и ринулись на юг, на наш фланг, чтобы, раздавив его, выйти к Дунаю и подняться по его правому берегу к Будапешту. Немцы не оставляли надежд деблокировать окруженный в городе 188-тысячный гарнизон.
Рано утром 18 января немцы открыли ураганный орудийный огонь по нашим боевым порядкам. Казалось, все железо Рура и Лотарингии обрушили они на узкую полоску земли между Балатоном и Веленце. В то же мгновение им ответили из глубины обороны наши батареи гаубичной и ракетной артиллерии, и, рассекая воздух, с раздирающим душу воем снаряды понеслись в глубь немецких расположений. Через минуту залпы орудий слились в единый грохочущий гул, и тугая воздушная волна прокатывалась над нашими головами. Ожесточенная артиллерийская дуэль продолжалась все утро, а потом немцы высадили с танков десант и пошли в атаку. На нас двинулись маршевые роты, переброшенные сюда с Западного фронта, свежие части, прибывшие из-за Рейна, выпускники унтер-офицерских школ, курсанты берлинских военных училищ и даже молокососы из гитлерюгенда.
Как только я получил донесение, что к нашему переднему краю просачивается вражеская пехота, я отдал приказ поднять напряжение на сеточных заграждениях до 1200 вольт — все, что можно было выжать из нашей мобильной электростанции. Напоровшись на запорошенные снегом “огненные сетки” и получив смертельный удар током, наступающие автоматчики падали на них и сгорали заживо. Обуглившиеся трупы замыкали сетки, пули и осколки поминутно перебивали провода, и моим бойцам приходилось их заменять и ремонтировать под непрекращавшимся огнем противника.
Несколько часов мы сдерживали натиск наступавших. А где-то в полдень с выдвинутого вперед наблюдательного пункта мне позвонил младший сержант Кузнецов:
— Немец атакует танками! Танки, кругом танки! Осталась последняя граната! Отходите! Прощайте!..
И мы услышали нараставшее гудение тяжелых машин. А потом и увидели их. Низкие, с длинноствольными пушками, они вынырнули из снежного тумана несколько правее нашего командного пункта, подминая под гусеницы кукурузные стебли и разворачивая жирный чернозем. Танки шли на окопавшуюся пехоту и били по ней прямой наводкой. Все вокруг рвалось и грохотало. Разрывы снарядов, гром орудий и лязг гусениц слились в единый бесконечный рев. Комья мерзлой земли осыпали нас каменным градом, звенели осколки, и над головой трассами проходили пули. Один “королевский тигр” прошел совсем рядом с нами, и нас обдало жирным чадом, гарью и искрами его выхлопа. На лоснящемся от масла боку я сумел даже рассмотреть белый тевтонский крест и номер 311. Было бы у нас хотя бы противотанковое ружье, так и всадил бы бронебойный снаряд ему под башню. Но танки шли и шли. Некоторые, воевавшие до этого в Африке, не успели даже перекрасить, и песочно-желтые “пантеры” и “фердинанды” дико смотрелись на заснеженных полях венгерской равнины. Против них мы были бессильны, как и стоявшие за нами части. Из окопов выскакивали солдаты и бежали по полю, и разрывы сметали их. Железный каток танковой лавы прокатился мимо нас. Нас укрыла от него глубокая низина. Я дал команду собирать оборудование и отходить, указав примерный маршрут и пункт назначения. Я имел право на такой приказ: я обязан был спасти специальную технику и людей.