Самое забавное, что подобное беззастенчивое ерничество с готовностью повторяли и со вкусом пережевывали наши новоявленные политологи, маститые журналисты, великие деятели культуры и иже с ними. Затем нашлись такие, что сообразили, что над ними просто смеются. И были бы уже, как говорится, рады и назад в рай, но грехи не пускают. Тогда начали всем миром толочь воду в ступе, рассуждая на бесконечных конференциях, семинарах, тусовках и застольях, как такое получилось и куда двигаться дальше. Попытавшись (в какой уже раз в своей истории!) избу блинами конопатить и речку толокном запруживать, порешили новую национальную идею придумывать, а заодно и концепцию безопасности сочинять. Глядишь, полегчает. Во всяком случае оно от грустных мыслей отвлекает и самому себе умнее кажешься.
Но об этом ниже. Пока же докончим про “холодную войну”. Родился этот термин, как известно, по завершении Второй мировой, то есть войны самой что ни на есть горячей. В результате Советский Союз (а иначе говоря, Великая Россия) вышел на позиции мировой державы. СССР стал таковой не только в результате крайнего напряжения всех своих сил, ценой огромных жертв, но и благодаря весьма успешной и последовательной внешней политике Москвы и грубейших просчетов и неудач своих старых геополитических противников и конкурентов. Одни из них оказались разбиты, другие были вынуждены стать союзниками СССР. Но борьба и противостояние с Россией продолжились. Только теперь с нами, в отличие от предвоенных лет, никто больше уже не мог, не решался затеять войну горячую. Печальный пример Германии был у всех перед глазами. Появление у СССР сначала атомного оружия, а вскоре и средств доставки его на территорию главной державы Запада — США было тем решающим изменением в мировой обстановке, которое привело к наступлению нового безвоенного периода в истории Европы. Он длился почти 50 лет и закончился с распадом СССР. Война, как радостно констатировал один видный германский политик, вновь стала в Европе средством осуществления политики. Все началось опять с Балкан.
Этот безвоенный период на Западе был назван “холодной войной”. Не знаю, что в этом странном словосочетании представлялось его изобретателям более достойным сожаления: то ли война как таковая, то ли то, что она должна была оставаться холодной. Мы этот термин не выдумывали. Оглядываясь назад, понимаешь, что и выдумать не могли. По определению. Мы после ужасов германской агрессии воевать определенно и всенародно не хотели. СССР начал яростную борьбу за мир, что сильно раздражало фултонских рыцарей войны холодной.
То, что жесткая борьба за свои интересы на международной арене является законом жизни, было столь же хорошо известно Петру I и Екатерине II, как Ленину и Сталину. Никаких сомнений на этот счет, разумеется, не испытывали и их иностранные соперники. Конечно, в годы советской власти эта извечная борьба была сильно окрашена в идеологические тона, особенно в первый период после Октября 1917-го. Но разве дело было в одной идеологии? Отнюдь нет. Планы мировой революции были тихо отодвинуты назад Кремлем уже вскоре после смерти Ленина. Коминтерн прекратил свое существование в годы Второй мировой. Хрущев и Брежнев, а затем и Горбачев буквально выворачивались наизнанку, предлагая мирное сосуществование, запрет ядерного оружия, всевозможные пакты о сотрудничестве, доверии и неприменении силы.
В ответ они слышали только: “Нет!” Неважно, какими пояснениями это “нет” сопровождалось. Оно означало, что наши противники будут ждать удобного случая, что их не устраивало ни тогдашнее возвышение СССР, ни статус кво в мире, ни положение России как одной из двух мировых держав. Стоит задуматься над тем очевидным фактом, что на протяжении пятидесяти лет нам твердо говорили, что будут продолжать воевать против нас, но только “холодным” способом. Неужели потому лишь, что мы были советскими? Свежо предание. Кто всю историю пытался не пускать Россию к незамерзающей Балтике? Кто оттирал ее от Черного моря и проливов? Кто затевал Крымскую войну? Кто составлял планы расчленения России в 1914—1918 гг.? Кто устроил интервенцию в 1918-м? Кто заключил с Гитлером Мюнхенское соглашение 1938 г. и соглашения о ненападении? Кто не выполнил договоров об оказании помощи Чехословакии, а затем и Польше в 1939 г.? Кто буквально до последнего момента затягивал открытие второго фронта? Кто год из года планировал использование против нас ядерного оружия, сочинял доктрины сначала отбрасывания, а потом сдерживания СССР? Неужели все это делалось из любви к России, ради укрепления прав и свобод наших граждан и развенчания теорий Маркса—Ленина? Или, может быть, за этим стояли куда более грубые и земные расчеты и замыслы? Конечно же, стояли. То, что у нас сейчас и левые, и правые бросились читать и цитировать г-на Ильина — косвенное свидетельство наступающего просветления в мозгах. Только не поздно ли спохватились? Оно ведь и без Ильина и ребенку должно было быть очевидно.
Предвижу рассерженные и даже гневные возражения. Многим ниспровергателям у нас до сих пор кажется, что внешняя политика Советского Союза делалась примерно по такой схеме: у Ленина написано, что социализм победит во всем мире, значит, коммуняки вновь и вновь разрабатывали планы мировой революции и вносили их на утверждение в ЦК КПСС. Из-за этого получалась во всем мире напряженность, цивилизованный Запад обижался донельзя, а планы, разумеется, проваливались. У Ленина написано, что главная задача прихватить Германию. Значит, наваливаемся на Германию. Бедные немцы, которые и мухи-то не обидят, стенают и плачут и от расстройства вступают в НАТО. В итоге опять ничего не получается, кроме напряженности и недоразумений и т. д. Одним словом, непрерывно раскочегаривали “холодную войну”, и вот достукались.
Только не так все это. Уже последние полвека, по меньшей мере, наша внешняя политика так не делалась и не могла делаться. Конкретные внешнеполитические акции СССР не планировались и не осуществлялись на основании предначертаний Маркса или Энгельса. Все или почти все шаги внешней политики СССР строились прежде всего исходя из державных интересов страны, преследовали цель укрепления ее позиций и получения тех или иных политических, экономических, военных и иных выгод. Именно об этом писали и докладывали руководству страны отвечающие за внешнюю политику министерства и ведомства.
Архивы ЦК КПСС теперь-то стали открыты. Так что чего там всякие страсти-ужасы выдумывать, если самому почитать можно. Если при этом действия СССР можно было “освятить” марксовой теорией, тем лучше. Если нет, обходились и без этого. И этот, державный прагматизм становился тем сильнее и последовательнее, чем больше взрослел и набирал силу Советский Союз.
Что же касается домыслов о сплошной “заидеологизированности” советской внешней политики и сокрушительной критики сего воображаемого феномена, то по иронии судьбы исходят они в основном от бывших старших и младших научных сотрудников, восшедших в последние годы на кремлевский Олимп и к собственно практической внешней политике имевших довольно далекое отношение. Именно они всю жизнь неплохо зарабатывали себе на хлеб (с маслом и икрой), ездя в бесконечные загранкомандировки, углубленно изучая капиталистическую экономику и предрекая в своих трудах в строгом соответствии с марксовой теорией скорый крах и неизбежный кризис капиталистической системы. Не было в Советском Союзе, пожалуй, более доходной и спокойной работы. К реальной действительности и пониманию политики наших геополитических конкурентов отношения это не имело. Но, занимаясь ерундой, сами эти “специалисты” не могли себе, видимо, представить, что другие могут заниматься чем-то иным. Им, похоже, было трудно взять в толк, что внешняя политика всегда и при всех режимах невозможна без борьбы и конкуренции, что в ней побеждает и добивается успехов только более сильный, более знающий, более искусный и ловкий. Наша прежняя политика, хоть и знавала ошибки и просчеты, но все же знаменита была победами, успехами и удачами. Нашей нынешней политике, к сожалению, особо хвастаться нечем. Ругая прошлое, высвечиваем лишь свою теперешнюю немочь.