Очень большие возможности открывает перед Колмогоровским и другими подобными проектами революция в способах фиксации и хранения информации, особенно перевод ее в цифровую форму. В одной флешке сегодня может уместиться многотомная библиотека. А ведь раньше для нас фиксация накопленного богатого опыта работы со школьниками была больной проблемой.
Да, конечно, выходил «Квант», его библиотечка, прекрасная серия брошюр заочной математической школы при МГУ. Но это все-таки был мизер по сравнению с теми объемными пластами драгоценного опыта, так и оставшегося незафиксированным. Андрей Николаевич Колмогоров в течение 15 лет читал математические курсы для школьников. У него не хватило времени, чтобы привести эти лекции в порядок и издать. Надо ли говорить, какая это невосполнимая потеря!
Это касается всех ФМШ. Их опыт фактически не зафиксирован. Сегодняшние же средства дают возможность создать в рамках Колмогоровского проекта на малых площадях колоссальные информационные банки. Речь идет не просто о более компактном хранении информации. Такие банки можно сделать и хорошо «свернутыми» с методологической и методической точки зрения. Что имеется в виду?
Одна из проблем подготовки способных людей состоит в том, что нельзя и не нужно научить решать десятки тысяч задач. Но можно и нужно освоить 20-30 идей — как научных, так и познавательных, передать их от учителей к ученикам. У нас, например, существует великое множество задачников. При этом одни и те же задачи кочуют из одного задачника в другой. В современных условиях и необходимо, и возможно не наращивать их объемы, а «свертывать» их, выделять компактные порции задач, которые позволяли бы оперативно развивать в учащихся конкретные творческие качества.
Такой опыт уже существует. Когда готовят наших «международников» — российские команды, участвующие в международных предметных олимпиадах, -- там поневоле из-за очень ограниченного времени неизбежно прибегают к «свертыванию», жесткому выделению и методов, и способов обучения этим методам.
И здесь у нас были великие «тренеры». Александр Разборов (сейчас он — член-корр. РАН) занимался логическими задачами, Сергей Конягин (сегодня тоже очень известный математик) — теорией чисел, Виктор Прасолов в результате этой работы создал совершенно замечательный задачник по геометрии. Тренером был и, тогда еще 17-летний, Максим Концевич.
Весь этот опыт в головах сохранился. Остается только его выразить и тиражировать, перевести в электронный вид, а главное в живую работу.
— Не получится ли так, что, хорошо наладив закрепление, хранение, воспроизводство необходимой для раскрытия таланта информации, обеспечив творческий диалог между учеником и обучающей машиной, в которую заложена квинтэссенция передового педагогического опыта, мы тем самым поставим под вопрос саму необходимость учителя в традиционном, веками складывавшемся смысле?
— Ну, прежде всего, для того, чтобы обучающая машина вообще могла работать, она сама, прежде всего, должна быть «обучена» реальными, живыми учителями. И никакая вложенная в нее программа не в силах учесть все, в том числе, психологические ситуации, которые возникают в процессе обучения между двумя живыми людьми — учеником и учителем.
Но дело не только в этом. Иллюзия, будто новые информационные технологии могут вообще вычеркнуть педагога из учебного процесса, опасна еще и потому, что она игнорирует очень важный, а, может быть, и ключевой момент. Обучение, передача знаний от поколения к поколению не есть некий изолированный, чисто технологический процесс. Это всегда и воспитание, передача по эстафете нравственного, культурного, духовного опыта. А это без живого взаимодействия — личность на личность — просто невозможно. В каком провале у нас сегодня образование и воспитание молодёжи — надо ли объяснять?
В области образования — это крайне низкие результаты, даже если судить по примитивным критериям ЕГЭ. Сползание в международных рейтингах чуть ли не на 10 мест вниз ежегодно. А встревожившие всех прошлогодние декабрьские события на Манежной продемонстрировали и глубочайший кризис, в котором находится воспитание.
— Мы спускаем молодежь по наклонной плоскости — по ней скользить куда легче, чем попытаться по ней же подняться наверх?
— Это уже не наклонная плоскость, а ускоряющееся падение в пропасть по склону, на котором есть и точка невозврата.
— Так все безнадежно?
— Да нет. Возьмите ту же 2-ю или 57-ю, некоторые другие московские школы. Там ведь дикарей по-прежнему нет. Точки опоры для подъема наверх найдутся. Но надо трезво понимать, какую опасность таят в себе нынешнее экспериментирование с дебилизацией молодежи — как в области «упрощения» образования, так и в фактическом (высоких слов, как всегда, предостаточно) отпуске воспитания молодежи на «волю воли».
Как повернуть ту молодежь, которая заполонила Манежную площадь 11 декабря прошлого года, к истинным ценностям? Сейчас по сему поводу много шума. Мне хочется напомнить, что эту проблему очень жестко ставил еще Петр Леонидович Капица в переписке с Колмогоровым. Он спрашивал: почему нужно заниматься наукой еще в школе? И отвечал так: из тех школьников, с которыми «возятся» крупные ученые, в науке закрепятся немногие, очень маленький процент. Но в ХХ веке человечество обрело приятную, на первый взгляд, а на самом деле, весьма опасную новинку. Это досуг. И чтобы он не был заполнен праздностью, бездельем, наркотиками, опустошением души, сердце, а особенно голова молодого человека должна быть занята серьезными вещами. Предложить в качестве такого серьезного дела знакомство с научными проблемами, вовлечение в них —очень актуальная задача общества.
Конечно, сделать это удастся лишь в том случае, если в у нас произойдет серьезный поворот к науке в качестве одной из ключевых ценностей. В этом, между прочим, и состоит одна из важных культурных миссий Колмогоровского проекта.
— Всем памятны яростные споры о телесериале «Школа». Авторов упрекали в том, что они сгустили краски, что такой густопсовой концентрации бездуховности, опустошенности «незанятых» голов и сердец в реальной школе нет, что это какой-то сюрреализм. Но, может быть, на самом деле это всего лишь критический реализм XXI века?
Писатель Сергей Шаргунов свидетельствовал в «Известиях»: «Знакомые с «Первого канала» рассказали, что прежде, чем запустить «Школу», установили скрытые камеры в обычных общеобразовательных учреждениях: хамство и драки на переменах и даже на уроках превзошли сценарные сюжеты». И вот все это выплеснулось за школьные стены на площади Москвы. Все, что уже у нас было, но мы боялись назвать это своим именем…
— Боялись признать, что у нас выросло поколение ленивых, агрессивных потребителей — не обо всех молодых, конечно, речь, но и не о редких исключениях. Эту ситуацию и ее атмосферу нужно менять независимо ни от чего, ибо она становится смертельно опасной для судьбы общества, страны.
И возможности для этого есть. Телевидение, к примеру, где бездумие и бездуховность самоутверждаются широким фронтом, начиная с рекламы пива и кончая перенасыщенными сценами насилия кинобоевиками, винят в том, что тем самым оно наносит огромный вред молодым, неокрепшим мозгам и душам. Но ведь «ядерную энергию» ТВ можно использовать иначе, в мирных целях. Возьмите успех замечательных научно-популярных программ Би-Би-Си. Они не только точно учитывают ту форму, в которой молодежь привыкла ныне потреблять новую информацию, но и содержит новые возможности сокращения, «свертки» учебного времени.