Тогда бывшая с нами русская спутница — мы звали ее «русской иностранкой», — изъездившая весь мир, сказала:
— Какая гадость эта дорога Круппа! Надо переиначить ее.
— Переименовать?
— Ну да! — согласилась она и покраснела. Она сердилась на себя за то, что начала забывать русский язык. И тут же спросила, как будто все уже было решено: — Как мы ее назовем? Дорогой Гёте?
Я не согласился. По-моему, гораздо лучше было назвать эту горную дорогу именем Генриха Гейне. Гёте был слишком величав. Недаром Гейне, обращаясь к Гёте, называл его «наше высокопревосходительство».
Дорога эта, хотя и кремнистая, была весела и лирична. Казалось, что по ней непременно проходила некая порывистая красавица в зеленой шляпе и обронила здесь спою узкую перчатку, пахнущую жасмином. Та женщина, с которой так смущенно познакомил нас Гейне. Где? Когда? Давным-давно в старой гостинице на водах, в городе Лукке.
Глаза ее от цвета шляпы приобрели легкий зеленоватый перелив. Никто не мог сказать, как называется цвет ее глаз, кроме старого суфлера из Луккского театра. Он утверждал, что это цвет хризопраза — драгоценного камня, приносящего счастье только одним актрисам.
Мы решили назвать Дорогу именем Гейне за удивительные стихи, похожие на его искрящийся взгляд, за смертельный яд его слов, за их беспредельную нежность, за убийственный смех над глупцами всего мира, за его беспокойное сердце.
И мы тотчас принялись разрабатывать фантастический план действий. Прежде всего надо было выбрать на скалах вблизи дороги гладкие места, небольшие плоскости, на которые можно было бы нанести масляной краской новое имя дороги. Таких плоскостей мы нашли много.
Было решено, что Паскуале прочистит эти гладкие места шкуркой, я «русская иностранка» напишет на них новое название дороги: «ВИА ГЕНРИХ ГЕЙНЕ». Старые дощечки надо было убрать в течение одной ночи.
Затем события начали бы разворачиваться очень быстро. Через день ранним утром у нового названия дороги уже толпились бы в недоумении первые прохожие.
Потом по дороге промчались бы на мотороллерах чины городской полиции.
У каждого столба, где уже не было табличек, а только зияли дыры от гвоздей, они останавливались бы, качали головами, потом долго искали бы в кустах старые таблички, но ни одной бы не нашли. Все таблички мальчишки побросали в море.
Полицейские прокричали бы мальчишкам несколько угроз и уехали, а мальчишки свистели бы им вслед.
А через несколько дней приехал бы из Рима известный итальянский писатель, он подсел бы к нам в ресторане на Марина-Пиккола, и глаза его смеялись бы. Он бы обнял Паскуале: «Ты настоящий итальянец. Даже старый Гарибальди угостил бы тебя за это мороженым».
И он заказал бы для Паскуале три порции мороженого — фисташкового, ананасного и миндального.
И мы, взрослые, позавидовали бы Паскуале.
Вскоре я уехал. Вблизи дороги я увидел совершенно неожиданный в этой сухой земле голубой цикорий. У нас в России он цветет целыми полями. Но здесь я обрадовался этому невзрачному цветку.
Подчиняясь какому-то неясному чувству родственности, я сорвал несколько стеблей и засунул их между страницами книги, как напоминание о Капри, печальном Генрихе Гейне и лазурной жаре Средиземного моря.
Ялта, декабрь 1966 Константин Паустовский
Мустанг лежит в Гималаях
Французский путешественник М. Пессель побывал в 1964 году в одном на отдаленнейших и малоизвестных уголков Гималаев — в непальской провинции Мустанг. Автор называет Мустанг княжеством; в действительности же в 1961 году статут князей ликвидирован, и Мустанг является одним из 75 административных округов Непала. Лишь в силу традиции «князь», или раджа, сохранил почетную приставку к имени. Целью прогрессивного закона 1961 года было покончить с раздробленностью страны, оставшейся со времен господства колонизаторов и ненавистного непальскому народу феодального рода Рана. А в 1963 году непальским правительством были предприняты первые решительные шаги по ликвидации патриархального уклада этого далекого края — кастовости, полиандрии и полигамии.