Как и везде, больных очень много. С утра до темноты у дверей большая очередь ожидающих приема. Вечером, добравшись до спальных мешков, засыпали как убитые, чтобы с рассветом снова начать прием.
Трудно приходилось переводчикам во всех группах. Здесь, в Уайласе, он один — Юра Васюков. В его рабочем дне ни минуты отдыха: жалобы каждого больного проходят через него, в решении хозяйственных и организационных вопросов с местными властями без его участия не обойтись. Иногда даже ночью он вскакивал и, не просыпаясь, обращался к кому-то по-испански: «Как вас зовут? Где болит?»
Жители знали, что советские медики никому не отказывают в помощи, когда бы она ни потребовалась, днем или среди ночи. Но один случай поразил даже тех, кто уже привык к самоотверженности русских. Об этом пишет в своем дневнике Ренат Ачкурин, студент-медик.
«8—9 августа, г. Уайлас.
...Ребята собирались спать, когда нам сообщили, что в нескольких километрах от города с обрыва свалился грузовик, на котором ехали семеро рабочих. Трех из них привели к нам. Их лица были покрыты синяками и ссадинами.
Эти трое оказались счастливее своих товарищей: когда машина врезалась в скрывавшийся за поворотом завал, их тут же выбросило из кузова. Остальных же грузовик, сорвавшийся с обрыва, увлек с собой. Что стало с ними, никто не знал. Раздумывать было некогда: где-то в черноте ночи, в пустынном ущелье, — люди, которых еще, может быть, можно спасти.
Группа под руководством Роберта Тощакова, главного врача отряда, немедленно начала готовиться к приему пострадавших. Мы с Геной Андреевым и Ринадом Адитяровым через пятнадцать минут были на месте аварии. Луч фонарика вырвал из темноты, метрах в сорока от края дороги, контуры перевернутого на бок «форда». Осторожно спустились. Грузовик зацепился за большие камни, торчащие из склона, и чудом удерживался в этом полувисячем положении. Осторожно открыли дверь кабины. Оттуда внезапно раздался безумный хохот. На нас уставился бессмысленный взгляд человека... Жуткое зрелище! С трудом, стараясь не качнуть машину, которая в любой момент могла рухнуть вниз, извлекли его из грузовика. Из-под кузова машины торчали босые ноги. Голова человека была раздавлена огромным колесом. Помочь ему уже было невозможно. Двоих нашли лежащими поодаль.
К полуночи пострадавших доставили в Уайлас. Шесть носилок встали вдоль стены. Открытые переломы, скальпированные раны головы, кисти, с которых, будто перчатки, содрана кожа. Необходимо было вывести из шока и срочно оперировать того, у которого была размозжена ступня и сломана голень. Оперировать! Но где, на чем? До госпиталя — сотня километров опасной горной дороги. Ночь.
Операционный стол соорудили из раскладушки, поставленной на табуреты. К балке, под потолком торчащей поперек комнаты, Коля Шинаев приладил систему для переливания крови. Зажгли все свечи. Карманные фонари заменили операционную лампу. Стопу пришлось ампутировать. Во время операции несколько раз катастрофически падало артериальное давление, но Миша Романов, наркотизатор, сумел вывести больного из опасного состояния. Около трех часов ночи больного переложили на носилки, жизнь его была уже вне опасности.
После этой были сделаны еще четыре операции...
Неимоверно устали за ночь. Едва не валились с ног. Но нужно было еще эвакуировать пострадавших в госпиталь. Утром должен прилететь вертолет. Сесть поблизости от Уайласа невозможно, нет ни одной достаточных размеров площадки: городок расположен на склоне горы. Нужно было идти за шесть километров в село Чумпа.
И вот, собрав последние силы, с носилками на плечах перебираемся через руины домов и завалы. Прислушиваемся: не слышно ли гула мотора? Пробьется ли вертолет? Облака могут закрыть путь через ущелье, и что тогда?
Но вот сначала едва слышно, а потом все нарастая, послышался долгожданный рокот двигателей. Наш серебристо-голубой МИ-8 заходит на посадку...»
Люди с неба
Уже вторую неделю мы живем и работаем в кечуанской общине Тумпа. Понемногу осваиваемся. Жители тоже начинают привыкать к нам — помогают в хозяйстве. Они разжигают нашу небольшую походную кухню, собирая для этого куски балок из развалин домов. Заботливо поддерживают огонь, который, лениво слизывая щепки и сухие стебли тростника, вот-вот погаснет: и ему недостает кислорода. Некоторые, стоя на грудах земляного кирпича, сосредоточенно следят через окно медпункта за тем, что мы делаем. Хмурятся, когда какой-нибудь малыш заплачет, испугавшись фонендоскопа, который приложили к его тельцу, чтобы прослушать сердце и легкие. Улыбаются, когда он, в ответ на долгие уговоры Игоря, умолкает и, ухватившись за блестящую головку инструмента, тянет его ко рту.