Из Маброфа мы направились на север, в горы. Солнце только что миновало зенит, и казалось, что идешь по раскаленной жаровне. На этот раз мы попали в Дофар в пик жаркого, сухого сезона — в апреле — мае. Никогда мне не приходилось испытывать такой жары. Мы обычно снимались со стоянки в четыре-пять утра, шли до девяти, а затем прятались в какой-нибудь тени часов до четырех дня. Но сейчас нас задержала бомбежка, а дневать без воды под отвесными лучами солнца никто не хотел.
Трава в горах выгорела. Деревья по большей части сбросили листву и стояли сиротливо обнаженные, корявые и колючие, похожие на вырванные из земли и поставленные торчком корни. Нужно было идти медленно, чтобы не сорвать дыхания и не свалиться от солнечного или теплового удара. До ближайшего источника оставалось несколько часов ходьбы.
Нас предупредили, что все дороги в Дофаре перекрыты постами и заставами Народно-освободительной армии. Мы уже несколько дней шли по горам, но встречали лишь караваны верблюдов, груженные рисом, консервами, боеприпасами.
— Где же армия, бойцы? — спросил я комиссара Ахмеда, когда мы наконец добрались до бассейна у подножия гладких черных скал, припали к чистой воде пересохшими губами и несколько утолили жажду.
— Могу показать, — усмехнулся он, приставил ладони к губам и издал звук, похожий на клекот орла.
В ответ раздалось тихое пощелкивание, и на скале метрах в пятидесяти показалась курчавая голова бойца. Там находилось пулеметное гнездо.
Вокруг источника «сладкой воды» раскинули широкие развесистые кроны смоковницы с сочными зелеными листьями, образовав несколько островков густой тени. К воде и прохладе собрались обитатели окрестных пещер. Крестьянин средних лет, с аскетическим лицом и длинной бородой, одетый в грязно-белую рубаху до пят, пригнал несколько верблюдов. Пожилая женщина в заплатанном зеленом платье с волочащимся по земле подолом, но в серебряных браслетах и ожерельях уселась около воды на камень и равнодушно смотрела, как ее козы забрались прямо в бассейн. Несколько мужчин, кто в юбках фута, кто в потрепанных брюках и гимнастерках, в холодке обменивались последними новостями. Молоденькая девушка, похожая на стройную газель, прогнала хворостиной коз и начала набирать воду в бурдюк старой консервной банкой. Я примерился к полному бурдюку. В нем было пуда полтора, не меньше. Девушка легко вскинула на плечо бурдюк и грациозной походкой пошла по тропе в горы. Путь ей предстоял неблизкий, километров пять. Картина была патриархальной и мирной. Мы почти забыли, что совсем недавно слышали вой падающих ракет и видели горевшую деревню.
Резкий свист со скалы вернул нас к действительности.
— Тревога!.. Самолеты!..
Мы попрятались в скалы и наблюдали, как высоко в небе пролетала на запад четверка «страйкмастеров».
...С утра мы слышали отдаленный грохот боя и, когда подошли к штабу Западной зоны, обнаружили лишь теплую золу от костров, брошенные котлы и несколько бойцов тылового охранения.
— Все ушли на плато отбивать рейд наемников,— сообщили нам.
Еще один день закатился золотым солнцем за ломаный гребень дофарских гор, наступила долгожданная ночная прохлада. Глухие разрывы и пулеметные очереди, доносившиеся издалека, утихли.
Мы заночевали в большой, просторной пещере. Здесь размещалась ставка командования Западной зоны и отдыхали бойцы. С потолка пещеры свешивались сталактиты, образовывавшие причудливые арки и колонны. Между ними чернели потайные ходы, ведущие в недра горы к складам оружия и продовольствия: пещера служила также перевалочной базой для снабжения подразделений, которые сражались дальше, близ Салалы.
Нас разбудили громкие голоса. Пещера заполнилась десятками вооруженных, возбужденных людей. В углу ярко горела керосиновая лампа, и группа командиров осматривала захваченное английское оружие.
— Пошли, я тебя познакомлю с героем сегодняшнего боя, Мухаммедом Али, — потянул меня Ахмед к вооруженному автоматом бородачу, стоявшему поодаль. Мухаммед Али выглядел, пожалуй, как типичный араб пустыни — у него была смуглая кожа, крупный горбатый нос, жилистое тело. Свою бороду он аккуратно подстригал, оставив лишь неширокую полоску с мыском на подбородке. Бороду дополняли щегольские усы. Лицо Мухаммеда казалось спокойным и немного надменным.