— Курлы! — закричал в дверь матрос по кличке Бабай. Сейчас он и впрямь был бабаем: на бороде сосульки, грудь нараспашку, и оттуда курился парок под каждый вдох. — Идем точно на поселок.
— Еще пилить да пилить! — осек его Иванов.
Но сам ощутил словно дно под ногами. Теперь уже берег не только манил, а, казалось, помогал чем-то устойчивым, надежным и жилым.
— Как видишь, по всем правилам народился новый флот на Северном Байкале. — Как бы приводя себя в порядок после шторма, Иванов провел рукой по волосам, в которых вихрились белые барашки. — Разрастается не по дням, а по часам. Суда выходят на Верхнюю Ангару, забрасывают грузы к самому Северо-Муйскому хребту.
— Выходят? — переспросил я. — А ты что же, Юрий Петрович, отстранился?
Он покрутил головой на прочной, словно кнехт, шее. И сразу в моем кабинете, заставленном книжными полками, ощутился сквознячок.
— Ну, это как сказать. Перешел в судоходную инспекцию. На всем Северном Байкале слежу за порядком на флоте.
— Опять на хлопотное дело?
— Да еще какое!.. Всякие объявляются капитаны, команды, снабженцы... Некоторые как в набеге. Приходится иной раз брать за форштевень.
— Только сильнее, Юрий Петрович, заявлять о себе надо. Сиреною, как на судах.
— Как мой боцман с Тихого океана, — добавил гость, и улыбка растеклась по его лицу упругими волнами.
Геннадий Машкин Фото А. Лехмуса
Хранители памяти
Мягкие очертания покрытых летающим снегом холмов финской Лапландии. Говорят, где-то здесь, за одной из синих гор, обитает в ожидании своей поры Новый год. Именно отсюда, гласит легенда, берет начало его путь по Земле.
Многие десятилетия царский режим, распространявший свою власть и на Финляндию, побуждал лучших сынов этой страны к борьбе за независимость. И час этот наступил, но не по воле сказочного лапландского Деда Мороза...
31 декабря 1917 года одним из первых своих декретов революционная Советская Россия признала государственную независимость Финляндии. Понятно, почему с особой благодарностью финны чтут и помнят того, чьей рукой был подписан этот документ подлинно революционного гуманизма.
...Из финской рабочей печати я знал, что подготовка к 110-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина в стране развернулась уже давно. Обновлялись экспозиции музеев и мемориальных комнат, связанных с пребыванием Ленина на финской земле.
Еще в Москве я запасся телефоном человека, который, более чем кто-либо другой, помог бы мне в сборе материалов. Это Тимо Карвонен, кандидат исторических наук, секретарь по вопросам просвещения общества «Финляндия — Советский Союз». Он, сказали мне, держит в руках все ключи от волновавшей меня темы: «Ленин в Финляндии». Ключи у Тимо оказались не фигуральные, а самые настоящие: с их помощью он открыл дверь мемориальной комнаты Ленина — помещения, с которым связана одна из страниц пребывания Владимира Ильича в Хельсинки.
...Больше всего я боялся, что не застану Тимо Карвонена. Но вот после нескольких длинных гудков на другом конце провода — голос Тимо.
— Из Москвы приехали? Ладно, если вам недолго добираться, я подожду.
Встретились. Карвонен — в скромной синей блузе, коренастый, улыбчивый. Разумеется, дел невпроворот, но полчаса-час уделить мне он сможет. А чтобы не терять времени напрасно, Тимо вынимает связку ключей, и мы переходим через дорогу к дому, на стене которого — мемориальная доска.
О том, что в конце августа 1917 года Владимиру Ильичу вновь довелось искать убежище от охранки Керенского в Финляндии, известно из книг, написанных и финскими, и советскими авторами. На этот раз Ленин трижды менял в Хельсинки свое местонахождение. Знал я и о том, что надежным убежищем послужила Владимиру Ильичу квартира финского социал-демократа, полицмейстера Густава Ровно. И вот я у дома № 1 по улице Сёрняйстенрантатие, в старом рабочем районе Хельсинки.
Именно здесь и жил Г. Ровно. Был он рабочим, а в полицмейстеры попал так. В апреле 1917 года рабочие организации избрали его начальником милиции Гельсингфорса, как тогда называлась столица Финляндии. А бывший в то время полицмейстером фон Шрадер, узнав о том, что власти под нажимом рабочих утвердили «пролетария» его заместителем, оскорбился и ушел со своего поста. Пришлось рабочему Густаву Ровно возглавить полицию.