— И не замерзнем,— мягко поддержал Наумов.
В ответ многоствольным дуплетом грохнул смех, и мы попадали на колодины, валуны, мох. Наши курильщики, похохатывая, достали сигареты и закурили.
— Э-эй! — неожиданно долетело откуда-то сверху.— Осторожность с огнем! Максимальная!
Лесничий на своем лохматом коньке скоро выехал на нас, вгляделся, узнал, и улыбка расправила жесткую маску его лица.
— Поворачивайте назад, друзья геологи, очаг потушен абсолютно максимально.
— Кто так быстро сработал?
— Бригада конкретно из Северобайкальска. С вертолетов.
Мы поговорили с охранником тайги о других очагах пожаров, посетовали, что так давно нет дождей. Потом тщательно затушили окурки, попрощались с лесничим и покатились прямой тропой к Байкалу, на наш скалистый ориентир. И, посматривая на него, вновь вернулись к геологическим вопросам. Завели разговор о стойкости таких вот останцев, разбросанных по Байкалу. Их сформировали сложные природные процессы, само озеро точит их на протяжении миллионов лет, а они крепко стоят над водным простором. И еще дают приют птице, нерпе, редким растениям и деревьям... Не учит ли и человека стойкости само существование таких вот богучанов? И не заставляет ли сама жизнь ориентироваться на них в любой, особенно в трудной обстановке?
Возвратившись в лагерь, мы решили, что надо завтра же побывать на самом Богучане, еще раз осмотреть островок, увязав его строение с общей геологической картиной района. В геологической практике порой глубинная обстановка расшифровывается на скромном коренном выходе, далеко от искомых узлов, прочно укрытых насосами, болотами и многолетней мерзлотой.
— Богучан должен подсказать нам перспективы стойкости Даванского тоннеля,— решили наши ученые, и мы разошлись по палаткам, закупорились в спальные мешки.
Как только брезентовые стенки заалели от заревых отблесков с Байкала, мы уже были на ногах. Наскоро попив чаю, загрузились в «казанку» и понеслись по водной глади. Два пенных жгута, обгоняя лодку, приткнулись к каменным свалам острова. С геологическими молотками в руках, распугивая чаек, мы выскочили на глыбы, перебрались на остров и без лишних слов принялись за сбор контрольного материала.
Остров был сложен крупнокристаллическими темными породами габброидного ряда. Трещины накрепко залечивались прожилками кварца. Кажется, в природе трудно было найти более прочный материал для столь своеобразного формирования.
Общий вывод, однако, высказали наши ученые за обеденным чаем, возле рыбацкого зимовья, куда мы подтянулись после наших маршрутов. Наташа подбросила в чайник богородской травы, которую нарвала в маршруте, и запах от чая был таежно-ароматный. Попивая этот вкусный чай, ученые показывали друг другу массивные каменные образцы, усеянные аспидными кристаллами роговой обманки, перебрасывались замечаниями.
— Нет, не зря столько отрядов перебывало здесь,— говорил Наумов, смахивая крылатого ручейника с края кружки.— Интереснейший ультраосновной массив на берегу, а Богучан прямо подсказка...
— Разломы, сцементированные глубинными выбросами...
Нам, меньшим специалистам и видевшим на меньшую глубину, был интересен полевой анализ старших, рождавший не только научную картину, но и практическую. Мы знали, как важен прогноз устойчивости для железной дороги в таком сложном районе. А семикилометровый тоннель под Даваном, проходка которого завершается! Дальше же Северомуйский тоннель, начатый в сложнейших горно-геологических условиях...
— К Северомуйскому надо обязательно подобраться с нашим обследованием,— заключил Наумов.— А вот здесь, думаю, картина ясна — район монолитен.
— За Байкальский тоннель под Даваном можно быть спокойным,— подтвердил Демидов,— хотя инженерам, да и нам ухо надо держать востро.
— Всем и во всем здесь надо и глаз, и ум держать востро,— добавил я.
— Пора отплывать,— прервал разговор Руднев, кивнув на стеклистые валы.— Штормок поднимается.
Пока мы загружались в лодку, ощутимей подул северный верховик, понес над озером тучи, скрывая солнце. Но от этой хмари только светлели лица геологов: тучи обещали дождь. Благостный, долгожданный, проливной дождь.
Иркутск
Добровольцы Царандоя
Афганские военные настояли, чтобы за пределами Герата, да и внутри города тоже, я, как и большинство других гостей, ездил только на бронетранспортере. Поругивая в душе неумолимого офицера, я влез в машину и сразу же окунулся в раскаленную, словно бы сжиженную духоту.