Меня, двух младших братишек и сестренку вырастила старшая сестра, потому что мать умерла через год после рождения младшей сестры, когда мне исполнилось всего пять лет, а Изабеле — старшей — одиннадцать. Отец говорил, что мать можно было бы спасти, но мы не имели возможности позвать врача. У нас просто не было денег, чтобы заплатить доктору. Мать все ночи кашляла. Я как сейчас слышу этот кашель. Думаю, у нее был туберкулез. Это при нашем-то климате...»
Я слушаю Жозе Сантуша и вспоминаю свой прилет на Мадейру.
Летишь на самолете несколько часов, далеко внизу и во все стороны — сине-зеленая бескрайность океана.
— Через несколько минут,— доносится из динамика воркующий голос стюардессы,— наш лайнер приземлится в аэропорту Санта-Катарина города Фуншал — столицы Мадейры, автономного района Португалии.
Самолет теряет высоту, вот он уже летит, почти касаясь колесами гребней внушительных валов, и... совершенно неожиданно катится по невесть откуда взявшейся среди волн бетонной полосе с посадочными огнями по сторонам. Мы на Мадейре. Впереди несколько дней островной жизни. Не так уж много, если представить, что площадь Мадейры — 753 квадратных километра (несколько менее территории Москвы), но и не так уж мало, если учесть, что большинство достопримечательностей и половина почти трехсоттысячного населения сосредоточены в Фуншале и его окрестностях.
В 1419 году каравеллы португальских мореплавателей Жоау Зарку и Тристау Тейшеры подошли к побережью незнакомого острова в Атлантическом океане близ берегов Африки. Первооткрывателей поразило обилие укропа, сплошным ковром покрывавшего в те далекие времена склоны гор. По-португальски укроп — фуншу. И когда тридцать три года спустя на этом месте возвели поселок, то его назвали Фуншал. Потом поселок вырос, стал городом, укроп на склонах гор весь вытоптали, но название осталось — город Фуншал, город Укропа.
Туризм дает примерно треть всех доходов этого автономного района страны. Но непосредственным обслуживанием туристской индустрии занято лишь около семи тысяч человек. В любом уголке Мадейры, где специально для туристов открыты рестораны, построены казино, процветают аттракционы с «местным колоритом»,— везде ощущаешь невидимую стену, отделяющую заезжую публику от островитян.
Туристы и трудовой люд Мадейры живут как бы в двух различных мирах, в разных измерениях. Бездонная пропасть отделяет обитателей отелей «Шератон» или «Жирасол», «Рейд» или «Касино парк» не только от рыбаков Камара-ди-Лобуш или крестьян Сантаны, но и от тех семи тысяч, что кормят, поят, возят туристов, выращивают для них фрукты и цветы, мастерят сувениры, убирают, чистят и ухаживают за иностранцами. Между ними — полоса глубокого отчуждения, и если в Португалии можно часто услышать, что Мадейра — райский уголок для туристов, то в действительности туристы выглядят чужеродным элементом на земле этого рая.
Коренные мадейрцы не бывают в отеле «Шератон», где за сутки, проведенные в номере, нужно выложить сумму, превышающую трехмесячный заработок рабочего банановых плантаций, где чашечка кофе стоит в девять раз дороже, чем в любой лиссабонской таверне,— 85 эскудо (почти полтора рубля на наши деньги). Но и иностранные туристы ничего не знают — не хотят знать — о жизни тех, чьими руками этот клочок земли в океане превращен в зеленую жемчужину — вторую такую трудно отыскать на нашей планете. Не знают о жизни 260 тысяч португальцев, уроженцев Мадейры.
Жозе Сантуш — один из них.
«В семь, самое позднее в восемь лет, все мои сверстники начинали работать по-взрослому. То есть я, например, и раньше трудился на отцовском огороде в полную силу, а тут поступил на работу, стал зарабатывать для семьи деньги.