Коля послушно рулил туда, куда указывал Алексей Серафимович, ставший полновластным хозяином в нашей машине, а я, чувствуя, как стремительно разбухает голова от лавины сведений, старался понять хотя бы самое основное.
— Чем была Сиваковка в конце пятидесятых годов? В хозяйственном отношении это было вымирающее село. Да-да, вымирающее! Если б сюда не пришла мелиорация, Сиваковки, может, и на карте не было бы. Совхоз возник здесь только в 1968 году. А тогда это были небольшие площади пахотной земли и сплошные болота. И проехать здесь можно было только на лошади. Едешь верхом и ногами до воды достаешь. А если пешком, то только в болотных сапогах. И то проваливаешься до пояса.
Я даже сомневался — построим ли мы вообще здесь канал, пройдем ли? Теперь прикиньте, какой была хозяйственная ценность этого массива.— Алексей Серафимович говорил спокойно, без нажима.— Коровы сиваковские дальше двухсот метров от села в эту сторону не ходили — воды по брюхо. Косить выезжали на лодках... Ханка, она ведь как: хотела — уходила, хотела — приходила. Постоянных границ никогда не имела. Вы только представьте: в котловане под насосную станцию на глубине одиннадцати-тринадцати метров мы находили захороненные деревья. И стволы их можно было тесать топором! Они не разложились и не отвердели. Короче, природа здесь всегда работала. Буйствовала. А озеро и сейчас не успокоилось — многолетний цикл его колебаний — три метра. На протяжении десяти лет уровень воды в Ханке то поднимается, то опускается. При том, что озеро мелководно, а берега пологие, зрелище это внушительное. Берег обнажается и затопляется на десятки метров.
И вот от такого-то капризного характера озера полностью зависели все эти земли. А сейчас... Остановите машину... Смотрите... Под вами сухая дорога, вон стога, вон коровы, вон насосная станция. Вокруг тысячи гектаров риса! Мы ведь даже не вернули эти земли человеку. Мы их создали! И они работают...
Я уже знал от Алексея Серафимовича, что рис в Приморье начали сеять еще в начале века. И он дает до тридцати центнеров с гектара. Иными словами, рисовые системы, по-видимому, самый оптимальный вариант использования здешних земель. Пшеница или овес на этих осушенных землях начали бы давать урожай лет через пятнадцать, не раньше. Сегодня вот эта система дает по 15—18 центнеров с гектара. Немного. Причина одна — здесь никогда не было пашни. Люди пришли на болото, осушили его, распахали. А потом начала проседать и вспучиваться земля в рисовых чеках. А неравномерный уровень затопления означает неравномерные условия для риса. Сама эта система уже устарела, и потому сейчас занимаются здесь отработкой приемов ее усовершенствования. И это нужно не только для Сиваковки. Рис пошел вдоль Ханки на север. Надо, чтобы уже имеющийся опыт учли проектировщики будущих систем.
— А ведь мы могли опираться только на опыт старых приморских рисовых хозяйств.— Алексей Серафимович вновь разгорячился.— Дикого риса, то есть риса в естественных условиях, в этих местах никогда не было. Крошечные системы, которые строили здесь аборигены, были рассчитаны на год-два, от силы на три года урожая. А потом земля становилась бросовой. Ее надо было долго лечить, прежде чем она вернула бы себе прежнюю силу. Кто мог позволить себе такое «лечение»? Дорого! Да и раньше как считалось — осушили, распахали, вот и готовая пашня. Это опасное заблуждение. Пашню надо строить. Именно строить! Как строят дом или канал. Просто брать — и бесхозяйственно и безнравственно.
Постепенно многое из того, что говорил Тур, складывалось в стройную систему здешних дел...
— Почему пустуют чеки? Это пары. Земле нужно восстановить силы после риса. А что такое пары? Просто земля под травой. Ну а если ее как-то использовать, скажем, вместо травы посеять что-нибудь полезное. Ну а что сажать в эти хляби? В системе-то стоит вода. Возникает проблема осушения рисового чека. Как это сделать, не трогая соседних? Вот взгляните,— сказал Тур.
Мы остановились возле чека необычного вида. Он был похож на недавно окученный огород. Только на грядах сверху рос не картофель, а соя, в бороздах под грядами стояла вода.
— Вот один из вариантов,— пояснил Алексей Серафимович, — нарезаем гряды, поднимаем их над водой и сеем сою. То, что берет из земли рис, возвращает соя. И посмотрите, какая соя здесь растет!
А как же проблемы экологии? По словам Тура получалось, что если под экологией понимать только вопросы охраны заповедных зон, то и говорить тут не о чем. Оберегать эти зоны, вот и все. Ну а если всерьез об экологии, то это прежде всего круг вопросов, затрагивающий уровень нашей культуры в обращении с землей, лесом, водой. То есть вопросы разумного хозяйствования на земле.