Неожиданно на берегу мы увидели мертвого моржа. Затем еще одного. И еще. Почти все они были с отрубленными головами. Это поработали браконьеры: клыки моржей здесь ценятся сейчас выше мяса. Печальная, взывающая к раздумью картина.
Не успели мы погоревать о загубленных моржах, как заметили двух выброшенных морем серых китов. Возле каждой туши суетились прожорливые песцы. Чтобы выяснить, отчего погибли киты, мы, несмотря на шторм, решили высадить на берег десант.
На резиновой лодке отправились Олег Исаков и Николай Лобанев, а мы, стоя на якоре за прибойной полосой, травили длинный фал, к которому была привязана лодка. Вскоре Олег и Николай были на берегу. Олег стал осматривать ближайшего кита, Николай — того, что лежал метрах в ста от первого. Потом, когда крупная волна отошла, «резинка» ринулась в море. Мы быстро начали подтягивать ее к байдаре. Ребята рассказали, что в теле обоих китов они обнаружили, как им показалось, раны от больших гарпунов. Стреляли, очевидно, из гарпунной пушки. Но с какого судна? На этот вопрос, я думаю, лучше могли бы ответить наши пограничники и представители Охотскрыбвода и Магаданрыбпрома.
Когда туман окончательно рассеялся, мы увидели на материковом берегу поселок Янракыннот. На русский язык это слово переводится приблизительно как «высокое сухое место». И действительно, Янракыннот, окруженный почти со всех сторон водой и болотами, стоит на единственно высоком сухом месте. Мы быстро вытащили весь груз на берег, а байдару, перевернув днищем вверх, поставили на пустые бочки. Затем тяжелым веслом обстучали ее кожаные борта и днище, чтобы из-под шпангоутов и форштевня высыпались мелкие камешки. Этому нас научили эскимосы в Сирениках. Любой застрявший камешек может протереть в шкуре дыру.
Поселок состоял в основном из одноэтажных, крытых толем домиков, каких немало и в России. Единственно, что придавало ему национальный колорит — так это привязанные возле домов собачьи упряжки да заборы из позвонков китов и ребер моржей. Живут в поселке в основном береговые чукчи и эскимосы, но их немного. Промышляют морского зверя, ловят рыбу. Есть в местном совхозе звероферма и стадо домашних оленей.
В Янракынноте мы задержались на три дня из-за поломки мотора. И за это время успели подружиться со многими. Особенно с местными мальчишками. Дети интерната, оторванные от родителей-оленеводов, которые находились в тундре, похоже, чувствовали себя одинокими и тянулись к нам. Они знали нас поименно, и у каждого из нас был «свой», особенно привязавшийся мальчишка. Я далек от сентиментальности, но, ей-богу, у меня дрогнуло сердце, когда мой подопечный, высунувшись наполовину из окна интерната, крикнул на прощанье: «Вла-ди-лен Ва-си-ли-вич!!! Вы мне обязательно напишите из Москвы!» Я с грустью помахал ему на прощанье, вспомнив один печальный случай, который произошел в другом чукотском поселке. Когда учительница интерната спросила первоклассника: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», он ответил: «Русским!..»
Помню, два года назад выступал я в чукотской школе в поселке Нешкан. В большом классе собралось много народа, были там школьники — от пятого до десятого класса. В конце беседы я попросил поднять руку тех ребят, кто умеет говорить по-чукотски. И был поражен, что не нашлось ни одного мальчика или девочки, которые бы знали свой родной язык. Тогда я попросил поднять руку мальчиков, которые умеют управлять собачьей упряжкой. Нашелся всего один. И это в поселке, где имеется больше трехсот ездовых собак и взрослые постоянно работают с упряжками — ездят на рыбалку и на охоту. Чему же учат мальчиков на уроках труда в этой школе? Я поинтересовался. Оказалось, делать табуретки. А почему не нарты? Или упряжь для собак и оленей? Или другой охотничий и промысловый инвентарь? Почему в Нешканской школе не обучают древнему косторезному искусству? Почему девочки не умеют, по примеру своих матерей, шить самостоятельно меховую одежду? И еще я задал ребятам вопрос, кто из них хочет пойти по стопам отцов и стать оленеводом. Поднялся всего один мальчик, десятиклассник Володя Тынагиргин. Позже учителя, как бы оправдываясь, сказали мне, что в 8-м классе у них есть еще один мальчик, который хочет пойти в оленеводы,— Гриша Рахтын. И это из 160 учеников! «Не пора ли этих двух ребят,— сказал я на прощанье директору школы,— занести в Красную книгу?!»