Времени образования этого кратера соответствуют глинистые отложения, в которых содержание крайне редкого на Земле иридия в 15 раз выше фонового. Этот иридиевый слой как раз служит границей, отмечающей окончание мелового геологического периода, для которого типичны окаменелые останки динозавров. В более поздних отложениях их уже почти не находят. Отсюда и возникло предположение, что к вымиранию этих гигантов, а также еще очень многих видов фауны мелового периода, привело изменение климатических условий, вызванное падением гигантского метеорита, образовавшего кратер Чикшулуб. Впрочем, надо отметить, что с этой точкой зрения согласны далеко не все палеонтологи.
Фото: SPL/EAST NEWS
Марс — кратер Тихонравов. Почему они не прилетают?
Именем конструктора ракет Михаила Клавдиевича Тихонравова (1900—1974) назван один из крупнейших кратеров на Марсе — диаметр его 380 километров. Он образовался в самый ранний период геологической истории Красной планеты, и с тех пор на его просторное днище упало еще несколько крупных метеоритов, оставивших кратеры поперечником в десятки километров. В результате создалась беспорядочная картина, вполне характерная для расположения метеоритных кратеров, разбросанных случайным образом. Свои дополнения в ландшафт внесла и марсианская атмосфера, которая славится сильнейшими пылевыми бурями длительностью по нескольку недель — они порой скрывают из виду всю поверхность планеты. Хотя ветры в разреженной атмосфере Марса слабее, чем на Земле, они все же увлекают за собой истертый тысячелетиями эрозии марсианский песок, который гораздо мельче типичного земного. Валы меньших ударных кратеров, возвышаясь над ровным днищем обширного кратера Тихонравов, служат препятствиями, при столкновении с которыми ветер теряет силу. Переносимый им песок остается возле кратеров, где постепенно образуются поля дюн и барханов. Темной окраской эти пески обязаны высокому содержанию в них железистых соединений. Иногда в сочетаниях кратеров и дюн можно увидеть забавные рисунки, как на этом снимке, где два расположенных рядом кратера одинакового размера вместе с дополняющими их «бровями» темных дюнных полей создают полное впечатление удивленного лица, очертаниями которого служит вал гигантского кратера. Человек, чье имя теперь носит этот кратер, запустил свою первую ракету еще в 1933 году, а впоследствии возглавлял в конструкторском бюро С.П. Королева разработку плана экспедиции на Марс. До этого он успел «приложить руку» и к первому искусственному спутнику Земли, и к гагаринскому «Востоку», и к автоматическим межпланетным станциям. Спроектированный им в 1962 году для пилотируемого полета на Марс тяжелый межпланетный корабль обозначался аббревиатурой ТМК, которая по какому-то стечению обстоятельств совпала с инициалами конструктора. Однако марсианская экспедиция, намечавшаяся в ту пору на 1974 год, не состоялась, и перспективы ее весьма туманны. Может, именно это и вызывает удивление у марсианского тезки конструктора космических кораблей?
Метеоритные инкубаторы
Недавние исследования показали, что, возможно, именно ударные кратеры, образовавшиеся при падениях метеоритов, стали теми оазисами, где возникла и начала развиваться жизнь на нашей планете. Американо-канадская научная группа несколько лет работала в метеоритном кратере Хогтон на острове Девон в Канадской Арктике. Этот кратер диаметром 24 километра хорошо выражен в рельефе. В условиях холодной арктической пустыни в нем почти нет растительности, что облегчает геологическое изучение. Кроме того, ландшафт и климатические условия здесь в определенной степени напоминают марсианские, и поэтому прямо внутри кратера были установлены легкие каркасные домики палатки необычной, цилиндрической формы, имитирующие базу на Марсе. Здесь испытывались прототипы скафандров и средств передвижения по поверхности Марса — четырех- и шестиколесных «марсоциклов», на каждом из которых может ехать один человек. Именно в окрестностях этого полуфантастического поселения и были сделаны находки, позволившие по-новому взглянуть на роль ударных кратеров в зарождении и эволюции жизни.
Геолог Канадского космического агентства Гордон Осински, тщательно проанализировав минералы из пород, слагающих этот кратер, установил, что 23 миллиона лет назад при взрыве, образовавшем кратер, возникла сеть глубоких трещин, по которым из недр к поверхности стала поступать горячая вода с растворенными в ней солями. Через десятки тысяч лет температура этих геотермальных источников понизилась настолько, что в них смогли жить микроорганизмы. Сама впадина кратера также способствовала созданию благоприятных для жизни условий, защищая от внешних воздействий и концентрируя своими склонами солнечное тепло. В кратере возникло озеро, просуществовавшее продолжительный период, и сейчас слои отложений, накопившихся на его дне, служат свидетельствами изменений, происходивших на нашей планете в прошлом. Гидротермальные образования вообще считаются благоприятными местами для развития жизни, и именно их следы обнаруживаются во многих ударных кратерах.
На любой планете подобные кратеры представляют собой наиболее интересные объекты, которые потенциально могут хранить следы прошлой жизни. Прежде всего это относится к Марсу, где поиски следов жизни целесообразнее всего вести внутри метеоритных кратеров. Если ранее считалось, что их образование должно приводить лишь к таким изменениям окружающей среды, которые вызывают массовые вымирания видов, то новый взгляд свидетельствует об обратном: ударные кратеры могли быть удобными местами обитания живых организмов, особенно в холодных областях земного шара. Согласно современным представлениям, жизнь на Земле возникла около 3,8 миллиарда лет назад — как раз в то время, когда закончилась интенсивная метеоритная бомбардировка и кратеры в изобилии покрывали поверхность молодой планеты. Возможно, они и стали уютными «гнездышками», а скорее «аквариумами» для первых обитателей Земли.
Георгий Бурба
Мюнхен: между монархией и анархией
Несмотря на то что государственный гимн Германии начинается со слова Einigkeit («единство»), страна эта отнюдь не единая. Каждая из ее земель стремится сохранить максимум своеобразия. Бавария преуспела в этом больше других, неформально считаясь чем-то вроде страны в стране — со своими традициями, нравами, кухней и языком. И со своей великолепной столицей, во многом способной затмить Берлин.
«Вот собираюсь съездить в Мюнхен», — говорю я Рейнхарду, единственному настоящему баварцу в кругу моих знакомых. «В Мюнхен? А зачем?» — на лице коренного мюнхенца Рейнхарда написано полное недоумение. В этом весь Мюнхен: сюда не ездят. Здесь живут. Богатый, сытый город, где все — «самое лучшее» в Германии (от футбольной команды до оперы), не понимает и не принимает охотников до перемены мест. Турист вызывает у настоящего жителя баварской столицы даже не жалость, а презрение.
По этой же причине мюнхенцы старательно избегают достопримечательностей. Обитателю какого-нибудь респектабельного района — Лехеля или Швабинга — никогда не придет в голову в выходные прогуливаться по центру. Тот же Рейнхард, которого журналистская судьба заставила «эмигрировать» на неприветливую и неискреннюю (как он считает) «Рейнщину», признается, что первое время удивлялся кельнцам: «В воскресенье в центре яблоку негде упасть. А почему? Потому что все любуются на собственный город!» Для мюнхенца это немыслимо: его влекут не всем известные площади и улицы, а живописные предгорья Альп, до которых рукой подать, озеро Тегерн, деревни Верхней Баварии с их простой, но отменной кухней или тот же Фрайзинг — место, от которого «есть пошел» Мюнхен.