Не знаю почему, но и Генриетта, и я признали в ней человека, который нам был нужен.
— Мы не ошиблись? — спросила Генриетта, когда трое приблизились к нам.— Вы Свобода Драганова?
— Да... Но если я Драганова, то вы ясновидящая. Я вас вижу впервые,— не сбавляя шага, ответила женщина. Голос ее звучал низко и оттого властно.
— Тимашева,— назвалась Генриетта.— Я из софийского еженедельника «Орбита». Наш гость интересуется сохранением архитектурных памятников... Вот видите,— обрадованно повернулась она ко мне и, как бы представляя меня главному архитектору, сказала: — Нам, кажется, повезло.
На мое приветствие Свобода Драганова ответила едва заметным кивком.
— Насчет «повезло» не уверена...— Она не скрывала иронии, но и не могла скрыть, что под иронией прячется озабоченность.— Вы, наверное, знаете, скоро 9 сентября. День свободы. Сейчас собирается актив города...— В следующую секунду, уловив нашу растерянность, она добавила:— Тогда не будем терять времени.
Мы едва успевали за ней — Драганова шла быстро,— вслушиваясь в торопливую, но в то же время и ровную речь, словно архитектор вдруг стала читать по бумаге.
— Здесь почти все — памятники. И во всех домах жизнь продолжается. Тринадцать зданий — совсем старички, им по сто пятьдесят лет. Они сфотографированы, документированы. В основном это деревянные дома. Мастера, строившие их, были талантливыми людьми...
— Народные мастера,— вставила Генриетта.
— Самоучки,— подал голос и я.
— Посмотрите, под вашими ногами естественная скала,— сменила тему Драганова, видимо, не желая, чтобы ее прерывали.— Вы находитесь на высоте более тысячи метров над уровнем моря. Чувствуете, как прохладно?..
Не успели мы оглянуться, как люди, шедшие с Драгановой, исчезли. И мы вошли в кафе на площади. Плетеные столики, стулья. Драганова предложила нам крайний столик. Похоже, это было ее постоянное место и отсюда она открывала приезжим свой город.
Справа от нас террасами лепились разноцветные деревянные дома с высокими открытыми верандами. Эти веранды словно парили в воздухе над нижними этажами. Дальние дома утопали в зелени — виднелись лишь красные черепичные крыши, над ними вставали горы. Слева журчала река. За рекой — тоже горы, вздымавшиеся почти отвесной стеной, с плотными хвойными лесами.
Драганова помолчала, давая нам возможность оглядеться, и заговорила снова:
— Город строился из легкого материала — дерева. Оно было всегда под рукой. Как правило, все здешние жители держали скот, поэтому в каждом дворе есть помещение для животины.
Свобода Драганова оглянулась: на площадь въехала повозка, высоко нагруженная хворостом. Паренек в ярко-красной рубашке, ведя под уздцы низкорослую лошадь, сделал небольшой круг и остановился в центре площади.
— У нас зима суровая. Но чтобы не портить микроклимат, лес не рубим,— пояснила архитектор.— Сухостой собираем летом. И лес чистим, и дрова запасаем. На каникулах вся молодежь занята заготовкой дров. И мои мастера тоже...
Последние слова Драганова договаривала на ходу: она вскочила и бросилась к пареньку в красной рубашке. Что-то ему сказала, махнула рукой в сторону. Паренек оставил лошадь на площади и пустился бегом.
— Кофе будем пить дома,— заявила она, вернувшись.
Мы с Генриеттой переглянулись: похоже, Драганова послала человека сказать, чтобы на городском активе ее не ждали.
— Хорошо здесь жить,— вздохнула спокойно Драганова.
Ее неожиданная расслабленность была похожа на передышку перед очередным всплеском.
— Я с детских лет знаю этот город,— продолжила она после паузы.— По-моему, нет болгарина, который не бывал бы в Копривштице... Город известен мне до такой степени, что я знаю, у кого как половицы скрипят.
— А что за люди здешние реставраторы? — спросил я.
— Молодые парни. Все учились в строительном техникуме... Одни — мастера по окнам, другие — по крышам, по дымоходам, по орнаменту. Наши предки строили из дуба, сосны и бука... Основные элементы старых домов— только из бука, а бук очень легко разрушается, и потому восстановительные работы ведем круглый год...
