— Что же, реставрация в Копривштице не такая, как в других местах? — осторожно спросил я.
— Как это? — удивилась Драганова.
— Мне кажется, в реставрационном деле недостаточно быть только строителем.
— У тех, кто родился здесь, в крови чувство прекрасного, чувство меры... И потому эти строители больше реставраторы, чем иные художники-профессионалы,— запальчиво сказала Свобода.— У нас в Копривштице ребята учатся сохранять свой дом с рождения. Такого я нигде не встречала.— Архитектор поднялась.
Генриетта спросила:
— Я знаю, что существует уникальный план переустройства города, по которому ни одна улица не изменится, не пропадет. Неужели новые дома будут строиться посреди старых памятников?
— Мы же не можем заставить современных людей жить в условиях, в которых жили их деды и прадеды. Да и не нужно это. Конечно, новые дома будут строиться. Но высота их, силуэты будут сообразны облику старых домов...
Свобода Драганова повела нас к себе домой.
Несколько шагов по площади, и мы оказались в тесном лабиринте дворов. Прошли по зигзагообразной улочке шириной в два-три шага, по сторонам которой стояли каменные заборы высотой в человеческий рост. Архитектор шла впереди, ее словно нес склон улицы: Драганова широко ступала по двускатному ложу дороги, похожему на длинную опрокинутую крышу.
— Смотрите,— говорила архитектор,— соображайте, почему так уложена мостовая, представьте, как жили наши предки... Вот фасад, сохранился целиком, решетки деревянные. Каждый квартал — на холме. Слышите — речка журчит... Сейчас бы сказали: наши прадеды привязывали кварталы к естественным элементам ландшафта. А вот здесь весь квартал занимал один род... Видите, как поставлены ворота? Нет, не хочу объяснять, сами додумаетесь. Будьте внимательны даже к мелочам. Предмет, сделанный руками старого мастера, и сегодня на месте, не потерял своего смысла... Все. Я молчу. Смотрите сами.— Но не проходило и минуты, как Драганова снова обращала наше внимание то на ворота, то на стену дома.— Вот стены двух соседей тянутся друг к другу, и в каждой стене по окошечку с краю. Как вы думаете — почему? — И, уже совсем забыв о своем обещании молчать, объясняла: — Окошки для сплетен: соседка выходит к соседке... А вот и мой дом. Тоже очень старый.
Скрипнула калитка, и мы вошли в маленький дворик, весь в цветах.
Хозяйка повела нас на второй этаж.
Веранда под самой крышей. Из нее две двери в комнаты, одну, вторую, третью, и снова — на веранду: дом построен «крестом». Такая конструкция сохранилась в самых старых здешних особняках. Внизу живут зимой, там и печка. На втором этаже — летние помещения. В главной комнате — сундук, оставленный предками, ковры-килимы, покрывала, разноцветные, из яркой парчи, подушки... На стенах — изделия чеканщиков...
Хозяйка вынесла на веранду кофе и тут же начала просматривать почту.
— Открытка из ГДР... Встретила как-то на улице профессора Лейпцигского университета. На следующий день, очень рано утром, он проходил мимо моего дома. «Чего не спите?» — кричу отсюда. А он отвечает мне: «Здешнее утро встречаю». И вот — открытка... А это от шведской студентки.— Свобода вскрыла конверт, извлекла письмо.— Иду и вижу — устроилась девушка прямо на площади, спит. Привела домой. Оказалось, она одна — сама по себе — добралась до Копривштицы. Целую неделю прожила у меня. А уезжала — хотела расплатиться. Я, конечно, отказалась. Шведка, не поняв, так и уехала удивленная.
Хозяйка углубилась в чтение письма, оставив нас наедине с городом, что открылся нам с веранды. Крыши, вписывающиеся в естественный рельеф, дворы, мимо которых текут горные ручьи... Я оборачиваюсь, оглядываю веранду, глубоко вдыхаю горный воздух и чувствую запах старого дерева. Прохладу древности. Приходит понимание, что мастер отразил в этом доме стиль своей жизни, психологию, экономику своего времени. И теперь, идя по улице, ты вдруг прозреваешь: человек, строя дом, оставлял на улице перед порогом своих ворот кусочек свободной земли, место для «вежливости», чтобы можно было посторониться, пропустить телегу или соседа, горожанина, странника. И наконец осознаешь: в этом городе всему оставлено свое место — и чтобы на брусчатке после дождей грязи не было, и чтобы улицы стали ручейками в пору вешних вод, и чтобы порог твоего дома располагал к знакомству...
На веранде зазвонил телефон.
Свобода Драганова вскочила, подняла трубку и, сказав низким голосом «да, да», забрала аппарат, села на порог комнаты, подобрав ноги. Закурила. И снова из радушной хозяйки превратилась в главного архитектора города. Рыжий пиджак, белая блузка с отложным воротником, выпущенным наружу, клетчатая юбка. Седеющие волосы стянуты на затылке. А сквозь дымчатые очки глядят умные, пронизывающие старое дерево глаза.