Диденко пробует пить морскую воду. Я следую его примеру, но тут же отплевываюсь: горькая, противная. В небольших дозах медики разрешили нам употреблять для питья воду Арала. По-моему, кроме Володи, желающих воспользоваться этим разрешением больше не нашлось. Парни предпочли испытывать адовы муки жажды...
Основной радист экспедиции Толя Ефремов передал последнюю радиограмму: «У нас все нормально. До берега 30 миль...»
— Неожиданно задул крепкий восточный ветер, и нашу «эскадру» стало сносить на запад. Силы были уже на исходе, но пришлось вновь подналечь на весла, — это говорит Саша Антоненко, инженер, а по экспедиционной должности — ассистент кинооператора. — Четырнадцатого октября утром далеко на юге мы увидели берег, домики. Мой напарник Саид крепко спал. Я на секунду тоже прикрыл веки, не выпуская весел из рук. Мгновенно сон сморил и меня. Вот уж не знаю, как так получилось. Проснулся, когда кто-то из ребят больно ткнул меня веслом. Стало неловко: оказывается, мне долго кричали, пытаясь разбудить, брызгали водой... Еще никогда ничего подобного со мной не случалось.
А берег был уже совсем близко. Диденко в последний раз достал карту. Да, так и есть: восточный ветер снес-таки нас к западу, и мы финишируем на южном побережье километрах в пятнадцати от Муйнака. Мыс Тигровый Хвост — так это называется на карте.
Не дожидаясь, пока наша посудина уткнется в берег, я прыгаю на мелководье с лодки и изумляюсь: да ведь меня же шатает, как пьяного, я совсем разучился ходить. Чтобы не упасть, приходится держаться за лодку. Последние метры 500-километрового плавания. От домиков к нам бегут люди. Конечно, сейчас они спросят, откуда мы взялись. И конечно, не поверят, когда мы ответим, что из Аральска...
В. Снегирев
Последние часы рейхстага
На пути к рейхстагу стоял Моабит. Это и центр Берлина, это и тюрьма. Едва солдаты нашей 150-й стрелковой дивизии пробились к этому району, как многоэтажная громада Моабита ощетинилась пулеметами, автоматами, минометами. Моабит вдавался в центр города, окаймленный с одной стороны каналом Фербиндунгс, а с другой — рекой Шпрее.
Здесь-то и надеялись гитлеровцы обескровить наши части и отбросить контрударом от центра.
Хочу предупредить: рассказывая о штурме рейхстага, я буду говорить преимущественно о действиях 150-й дивизии...
Очищая дом за домом, квартал за кварталом, к вечеру 28 апреля дивизия пробилась к мосту Мольтке. Бойцы роты капитана Ефрема Кирсановича Панкратова с ходу разметали баррикады на полуразрушенном мосту и ворвались в прилегающее здание швейцарского посольства. Но тут автоматная очередь настигла командира. Солдаты вынесли его из боя в бессознательном состоянии и отправили в медсанбат.
Роту возглавил старший сержант Илья Сьянов, командир первого взвода. Рослый, смекалистый боец повел роту на дома по улице Мольтке.
Вскоре через реку Шпрее переправились другие подразделения и несколько танков приданной нам 23-й танковой бригады. Всю ночь и день 29 апреля шел яростный бой на этом участке.
Особенно тяжело было в квартале, занимаемом министерством внутренних дел, или, как прозвали солдаты, у «дома Гиммлера». Перед ним были вырыты окопы, установлены бронированные колпаки. Эсэсовцы предпочитали умирать, но не сдаваться: знали, что не будет им пощады. Но наши, прокладывая путь автоматами и гранатами, все ближе и ближе подбирались к главным апартаментам. В воздухе носились полуобгоревшие листы бумаги, сажа. Эсэсовцы торопились сжечь секретные документы.
Свой наблюдательный пункт я приказал устроить на верхнем этаже дома на набережной, поближе к боевым порядкам. Здесь хорошо было видно, как разворачивалось наступление. Я видел идущих в атаку солдат, слышал грохот тяжелых орудий и чувствовал, как после стольких длинных военных дорог обидно было воинам умирать в этих последних боях. То и дело я соединялся с начальником артиллерии и требовал не жалеть снарядов, пока гитлеровцы не сдадутся.
Наконец в одном из окон «дома Гиммлера» замелькал белый флаг. Стрельба прекратилась. Из подвалов, из подъездов главного здания повалили эсэсовцы в черных и серо-зеленых полевых мундирах. Они бросали оружие и уныло выстраивались вдоль стены.