— Если бы до революции я захотел получить место в здешней начальной школе, то, и дожив до ста лет, не дождался бы! А сегодня в школе при комбинате 1200 мест! — выстреливает фразами Вильфредо. — Если бы моя жена прежде захотела устроиться на работу, то куда бы она девала ребят?! А теперь 300 детей рыбаков воспитываются в детском саду комбината! И большинство женщин работают на фабрике, перерабатывающей лангустов! И никому из них не приходится, как раньше, выходить в одиночку в море!
Я улыбаюсь, глядя на раззадорившегося Каруса, и он, поймав мой взгляд, тоже смеется.
— Ничего не поделаешь, — разводит руками, — темперамент такой. Между прочим, статистика — наука эмоциональная. И кстати, когда к нам на фестиваль приедут гости, споры тоже будут. А убеждать тех, кто еще не знает о современной Кубе, возможно только цифрами.
...Я покидаю Ла-Колому в сумерках. И когда машина трогается с места, оборачиваюсь: там, на центральной площади, памятником, обращенным в будущее, высится карнавальная карроса с надписью на борту: «XI Всемирный фестиваль».
Ирина Хуземи
Гавана — Москва
Цветок тайги
Зину Улле, привыкшую трудиться в таежной тиши, премия Ленинского комсомола застала врасплох. Она буквально сбежала из Сыктывкара — от бесконечных поздравлений и расспросов. Лишь после долгих поисков я разыскал Улле в Ленинграде.
— Зина, за что конкретно вам дали премию?
— Считаю — зазря! Я еще ничего не успела сделать...
— Но в постановлении записано: «За цикл исследований по флоре Северо-Востока европейской части СССР».
— Цикл, исследования, слова-то какие все громкие... Так, сбор данных.
Что-то мешало нам разговаривать. Вскоре понял что. По лестнице то и дело поднимались солидные бородатые профессора. Завидев их, Зина вскакивала и краснела. Разве можно было беседовать на виду у всех в знаменитом БИНе, Ботаническом институте, перед мраморной доской, напоминавшей, что здесь многие годы проработал сам академик В. Л. Комаров, бывший президент Академии наук СССР!
— Может быть, уйдем отсюда? — предложил я.
Зина живо вскочила с дивана. Мы вместе шагнули в библиотечную тишину. На- секунду я задержался около шкафа с тридцатитомной «Флорой СССР», составленной ботаниками комаровского БИНа, — настоящей лоцией зеленого океана.
— Вот здесь, — шепнула Зина, — описано 18 тысяч видов растений. А профессор Николай Александрович Миняев и я открыли еще два. Всего два, — подчеркнула она.
Я снял с полки четырехтомник «Флора Северо-Востока европейской части СССР» — одну из выдающихся работ современной советской ботаники. На обложке тома рядом с именами виднейших ученых стояла и фамилия З. Г. Улле.
— Александр Иннокентьевич Толмачев, Николай Александрович Миняев, Павел Михайлович Добряков — вот о ком действительно нужно писать...
— Родители мои — медики: отец — хирург, мать — окулист. И я мечтала пойти по стопам матери...
Могу представить Зину, лечащую глаза, могу вообразить ее музыкантом — ведь она окончила музыкальную школу. Не могу, к примеру, механиком или металлургом. Не получается!
Зина Улле увидела свет на псковской земле, недалеко от древнего Изборска, близ пушкинских мест: Михайловского, Тригорского. Прямо за окном ее дома, среди густых лесов, зеленых полей, чистых рек высился Печорский монастырь — стены его так органично вписываются в ландшафт, что и сам он казался творением природы.
Окончив школу, Улле подала документы в мединститут. И казалось, для нее, медалистки, препятствий возникнуть тут не могло. Но на ее пути в медицину встала медкомиссия. У девушки сильная близорукость. Не помня себя, забрала документы и так же механически по совету своей тети отнесла их туда, где, как уверяли, «занимаются почти медициной», на биофак Ленинградского университета. Так она ступила на тропу, которая привела ее в мир растений. Хотя могла вывести куда-нибудь еще — мало ли специальностей на том же факультете?
Все решила встреча с профессором А. И. Толмачевым. Слушая его лекции, великолепные, искрометные, убеждающие, студенты как бы ощущали на зубах пыль пройденных им троп — по Таймыру и Сахалину, по Камчатке и Таджикистану, Канаде, Индии, Гане. Он свободно обращался с географией и самой историей: бывший президент Академии наук A. П. Карпинский приходился Толмачеву родным дедом, а сам он являет собой живое воплощение преемственности науки — цепь времен от него тянется к B. Л. Комарову, К. А. Тимирязеву...
— Это он привлек меня в ботанику, — почему-то шепотом говорит Зина. Мне кажется, Зина побаивается его и до сих пор. Нужно было видеть ее глаза, когда она спрашивала: «Вы пойдете к самому Толмачеву?»