— Здоровье наших приятелей из глубинки! — закричал Бормиеро, показывая мизинцем и указательным пальцем «рожки» в сторону соотечественников.
— Чего это ты им тычешь, брат?
— Насылаю порчу. От этих «чернорубашечников» разит падалью. Там, где фашисты, там беда.
Нам хотелось одного: чтобы они побыстрее закруглились и очистили бы порт, уже два дня там творился кавардак. «Фиаты» забили подходы к придавай, докеры ругались на чем свет стоит, работы стояли. Почти всем нам пришлось возвращаться вечером в город порожняком.
А наутро нас ждала неприятность. Прибыв к порту, мы увидели, что «тальянцы» выстроились у ворот первыми. Воспользоваться рейсом на Каракас, где они все равно не задержатся, — это нам показалось свинством.
Нет сомнений: где-то на трассе возник затор. Машины спускались в затылок друг другу. Обгонять пять-шесть грузовиков кряду — это, доложу я вам, не для слабонервных. Стоит ли? Морда «фарго» уперлась в кузов «бедфорда», а впереди видны еще три. Дальше, похоже, никого. «Бедфорд» совсем снижает скорость. Я свешиваюсь из кабины на левую сторону, нога в нерешительности застывает на педали газа. Через пять метров начинается самый паршивый вираж...
Нет сил тащиться как на похоронах! Я мигаю дважды фарами и ухаю вниз, в кучу.
Первого обхожу с большим запасом; второго едва не задеваю бортом; третий не желает подвинуться даже на полметра — такой обгон, по его мнению, нарушает протокол. Спидометр показывает сорок, пора переходить на третью передачу. Сигналю фарами, жму на клаксон — посторонись! Не хочет. Высовываю руку и навожу фару-искатель в зеркальце водителя. Прямо в глаза. Ага, чуть сдвигается, я жму вперед. Если мы сверзимся, то из-за того, что не хватило пяти сантиметров. Доминго делает шумный выдох, впервые подав сигнал о своем присутствии. Лицо его, должно быть, совершенно серое, но нет времени оглянуться.
Отклоняюсь еще чуть-чуть к краю... Черт, не хватает дороги. Ладно, еще немного. Колеса скрежещут по гравию, насыпанному на обочину. Болван впереди, должно быть, понял и подал немного вправо. Обхожу его, слегка царапнув кузовом. Сам виноват, нечего было жмотничать.
Теперь осталось еще двое. Они уступают дорогу перед моей решительностью. А вот и тот. самый вираж. Скорость 80. Я выиграл время, какая глупость!
Бог — покровитель безумцев закрыл на время очи. Движение на трассе почти застопорилось: впереди плотной стеной стоят грузовики. Я торможу, торможу изо всех сил, протираю резину по меньшей мере на пятьдесят болов; к черту скаредность, лишь бы спасти шкуру; перевожу резко с третьей на вторую передачу. О, мой кардан! О, сцепление! Но этим варварством я выиграл секунду, спасительную секунду и втискиваюсь между «фордом» и «шевроле», уже выходящим из мертвой петли. Все в порядке, никто не пострадал. Если только Доминго не хватил сердечный удар, мы при своих. Браво!
Два битых часа мы спускались в порт, два часа вместо обычных сорока пяти минут. А все потому, что в голове стройным маршем двигались сорок «фиатов»; в их монолит нельзя было прорваться. Они забрали весь фрахт из-под носа в первую же ездку, и мы остались на бобах.
Память о недавном застое была еще слишком свежа. И вот теперь, когда дело сдвинулось с мертвой точки, нам четвертый день не перепадало ни крохи! Разве что одна ездка. Но на нее нельзя прожить, уже проверено. Теперь при малейшей неприятности придется продать за полцены грузовик и менять профессию. Если бы все делилось по справедливости, как раньше, хватило бы работы на всех. Но вновь прибывшие забирали львиную долю. Как они не понимали, что в их же интересах переключиться на внутренние линии...
Мы решили отрядить своих ребят-итальянцев на переговоры с соотечественниками. Это было главной ошибкой — ведь наши были сплошь эмигранты, бежавшие от «святого» Бенито, а те — конкистадоры Муссолини. Посольство вернулось крепко помятым.
— С самого начала не заладилось, — сокрушенно рассказывал Бормиеро. — Их длинная глиста, которую они кличут Командирам, приветствовал меня, выбросив руку... Я едва удержался, чтобы не заехать ему по роже.
Дальше разговор пошел о дорожных правилах и фрахте с нашей стороны, и величин, воле к победе — с их стороны. Когда дело дошло до дуче, они сцепились — шестеро наших и шесть дюжин их.
— Гады, — простонал Бормиеро. — У них фашистские сапоги с острыми носками...