Доктор по-прежнему продолжал фиксировать все, что касалось коренного населения, составлял каталоги насекомых, животных, растений. Но самое главное — он заполнял грандиозные лакуны на карте Африки. В частности, выяснил, как на самом деле «ведет себя» в верхнем и среднем течении Замбези (ранее считалось, что она протекает гораздо севернее). «Выправились» берега левого притока Замбези — Луангвы. Стало известно в Европе озеро Нгами и множество других. Обнаружилось, что страшный Мпенде, «крадущий по ночам детей и буйволов», не фольклорная легенда, которой бечуаны «кормили» англичан, а реальный персонаж, вождь племени баквена. Он и вправду отличался свирепостью, но Ливингстону, идеальному «переговорщику» (десятки раз он как ни в чем не бывало проходил сквозь зоны боевых действий), удалось установить добрый контакт и с ним.
Вернувшись из Анголы в Линьянти, столицу племени макололо, отправной пункт путешествия, доктор тут же решил закольцевать экспедицию выходом к Индийскому океану, и это удалось. Более того, тут ему, напоследок, на реке Замбези открылась крупнейшая жемчужина его странствий — Мози-оа-Тунья (буквально: «здесь пар издает шум»). Это единственный случай, когда Ливингстон изменил своей разумной привычке сохранять на своих картах туземные топонимы. Он не устоял перед искушением «преподнести» 120-метровый водопад королеве Виктории и впервые за 16 лет отправился на родину.
На фото — один из зулусских «генералов», успешно сражавшийся против англичан, а затем перешедший на их сторону
«Отцы», «дети» и Ливингстон
В отношении к «малым сим», «младшим братьям», «неразумным язычникам» — как только не называли имперские философы жителей покоренных Британией стран — колонизаторы прошли два больших этапа. Оба они оставили неизгладимый след в становлении империи. Осваивая свои первые «коммуникационные линии» и торговые фактории, отбивая маленькие клочки суши у голландцев, французов и испанцев или захватывая еще пустующие, британские переселенцы старались минимально соприкасаться с туземцами. Благо, селились англичане поначалу на землях довольно безлюдных. В той же Новой Англии. Никто из них не думал о включении аборигенов в будущее общество Блага, выстраиваемое ими столь кропотливо, и вопрос о том, куда аборигены денутся, когда общество построится, зловеще повисал в воздухе. В общем, отношение к местным жителям до Ливингстона сводилось к нескольким вариантам. Их либо гнали прочь, либо подвергали насилию без «церемоний», несмотря даже на «врожденную» склонность англичан к формальной законности, либо (там, где имелась хоть какая-то старая административная традиция, например, в Индии) подходили к вопросу колонизации с «церемониями» в виде жесткого налогообложения, либо — там, где уж совсем нечем было поживиться от аборигенов, — способствовали их вымиранию (на Тасмании эта стратегия увенчалась полным успехом). Но вот примерно с середины XIX века в силу вступает другая традиция, связанная тоже с «врожденным» английским качеством. Это — традиция научного поиска, склонности ко всякого рода изучению, к просветительству и моральному учительству (вспомним, что и Дарвин , и Уоллес, и автор «Утопии» Томас Мор были британцами). Повзрослевшая и оперившаяся империя мечтала не совсем о том, о чем ее рядовые «солдаты»-колонисты. Она, в лице своих философов, миссионеров, полководцев и прочих командоров, жаждала не просто власти над миром, но и его спасения, облегчения его участи. Со временем можно будет прекратить эксплуатацию дикарей, полагала она, но это время наступит только тогда, когда их традиционный образ жизни, культуры и веры забудется и заменится на британский. И в особенности все это касалось Африки — «сплошного черного хаоса», как выразился один священник, предшественник Ливингстона. Итак, «вчера он был пограничный вор, сегодня — наш друг, солдат», способный «хлеб королевы есть, и помнить, кто ей враг». Так описал Киплинг переход от «презрения и забвения» дикарей до «дружбы и перевоспитания» их. Доктор Ливингстон в течение 30 лет своей активной деятельности в Африке был иногда вольным, иногда невольным, иногда искренним, иногда лукавым, но самым выдающимся проводником этой политики. Он страстно популяризировал имперские идеи среди негров, которые почитали «Великого Льва» и доверяли ему. Тот, в свою очередь, был привязан к своим чернокожим друзьям и постоянно сознавал долг перед ними. Он каждый вечер показывал им фотографии-дагерротипы в своем «волшебном фонаре». В Луанде водил своих макололо (так называлось племя) на военные корабли Ее Величества, чтобы все могли видеть, какой почет и уважение ему оказывают сами белые. Миссионер навязчиво повторял перед всякой туземной аудиторией, какая попадалась на его пути: я, мол, англичанин, не португалец, не бур, не араб, я добр и справедлив. Так оно в его случае и было, но все же… Все же, когда у него однажды, в Первом путешествии, возникла нужда в поддержке португальского конвоя, он закрыл глаза на то, что в него входили работорговцы, и запретил своим макололо роптать. Великий враг рабства доктор Ливингстон несколько месяцев ехал на коне или воле, а вслед за ним двигалась колонна закованных в кандалы черных девушек — это святая правда. И еще потом благодарил «любезных господ помбейруш» (странствующих торговцев) за помощь в пути.
Преобразователь
Географическое общество наградило скромного героя золотой медалью и 25 гинеями в придачу еще до его прибытия к родным берегам (он отплыл на большом военном корабле с острова Маврикий , взяв с собой в качестве «приятного сюрприза» одного негра, но тот при виде безбрежного океана сошел с ума и выбросился за борт). В салонах и пабах только и разговоров было, что об африканских делах.
Шотландец мог быть доволен: ему удалось пробудить настоящий интерес к делу, которому он отдавал все силы. По привычке, не выходя из ритма методичного ежедневного труда, он вставал в шесть утра и усаживался за сведение своих записок в книгу — даже в родной Блантайр не поехал, пока не закончил ее. И вскоре появился бестселлер «Путешествия и исследования миссионера в Южной Африке», который, несмотря на заломленную издателем высокую цену, разошелся моментально (на вырученные деньги в ходе Второй экспедиции автор смог купить пароход). Последовали чествования в Географическом обществе, правительственные приемы, приглашения читать лекции. Ливингстону даже присвоили звание почтенного доктора Оксфордского университета. Сознавая и используя новизну своего положения, миссионер принялся настойчиво и во всех сферах общества пропагандировать свои идеи: единственная возможность вывести Африку из состояния вечной войны, грабежа и похищения людей — это управлять ею, что означает — колонизовать. Даже знаменитые южноафриканские лихорадки, коими он сам много раз болел, этот пламенный человек не считал преградой для расселения британцев на Черном материке. С ними можно прекрасно бороться физическим трудом и движением на свежем воздухе! Ну, а на случай, если кто-то все же заболеет, он изобрел особые пилюли из хлористой ртути, ревеня и хинина. Новые поселенцы, вместе с туземцами станут разбивать правильные хлопковые поля. Воду очистят от инфекций. Работорговля — прекратится. Со временем можно будет подумать и о прокладке железной дороги.
Все это немедленно возымело действие. Героя приняла сама королева. «Теперь я смогу рассказать своим друзьям, что говорил с вождем своего племени», — сказал ей исследователь. После чего премьер-министр лорд Палмерстон обсудил с ним детали. В феврале 1858-го последовал декрет, подписанный секретарем МИДа лордом Кларендоном: доктор Давид Ливингстон назначается консулом Великобритании в Португальской Восточной Африке (со штаб-квартирой в Келимане). Ему же даются полномочия руководителя всех научно-разведывательных экспедиций в этом районе с правом привлечь любых специалистов, находящихся на службе Ее Величества. 10 марта он отплыл на свою вторую родину, увозя с собой когорту помощников, а также жену и младшего сына… Увы, как сказал Оскар Уайльд , когда боги хотят наказать нас, они отвечают на наши молитвы. Ливингстону удалось проникнуть на неизвестные ранее земли бассейна средней Замбези, куда он так стремился. Его этнографические и географические предположения подтвердились. Эти земли оказались заселены гуще и одарены природой богаче, чем все до тех пор виденные им на материке. Но экспедиция с самого начала пошла не так, как было задумано. На сей раз высшие силы отчего-то противодействовали доктору. Попадая в малейшее волнение на реке, по которой партия поднималась в глубь континента, судно «Ма-Роберт» (этим странным именем кафры называли миссис Ливингстон, имея в виду «мать Роберта», ее первенца) постоянно теряло ход и плохо поддавалось управлению. В расчеты необходимого для путешествия провианта закралась ошибка. Тридцать членов экспедиции погибли от оспы, еще тринадцать были убиты при переходе через территории, где велись военные действия. С момента приезда Ливингстона на Замбези 15 мая и до начала сентября в тех краях стояла страшная засуха...