Эти заявления не улучшили ее взаимопонимания с членами кибуца. Ее, не привыкшую к сельскому хозяйству, считали «американской белоручкой» и посмеивались, когда она вечером входила в общую столовую сгорбившись и клевала носом над тарелкой с жидким гороховым супом. Стараясь хоть как-то разнообразить скудную жизнь, они с мужем украсили свою комнату цветами, а в часы отдыха заводили привезенный из Америки патефон. Это тоже вызывало раздражение: что им, больше всех надо? В итоге они не без облегчения оставили коммуну и уехали в Иерусалим, где Морис устроился работать в строительный кооператив «Солел Боне».
Только теперь они смогли подумать о детях: в 1922 году родился сын Менахем, в 1926-м — дочь Сара. Отец обожал их, а вот Голда скоро поняла, что «идише маме» не ее призвание. От пеленок и бутылочек с молоком она сбежала на общественную работу, став активисткой женского совета профсоюза «Гистадрут». Возглавив работу по обучению молодых иммигранток полезным профессиям, она проявила себя как умелый организатор. Кроме того, в ней проснулись ораторский талант и сила убеждения, которые позже очень пригодились лидерам Израиля. Разъезжая по всему миру, Голда одной-двумя беседами превращала врагов еврейского дела в его друзей. А вот печатным словом она владела неважно: говорят, что ставшая бестселлером автобиография премьер-министра целиком написана ее секретарем Риной Самуэльс.
И вот Голда принялась за работу по благоустройству ишува — еврейской общины в Палестине. Ездила по стране, не спала ночами, выкуривала по пачке сигарет в день. Муж, конечно же, был недоволен таким образом жизни, они все больше отдалялись друг от друга и в начале 1930-х расстались. Она осталась в Тель-Авиве, а он уехал в Хайфу, где получил место бухгалтера. Голда сохранила к Морису теплые чувства и в 1951 году, узнав, что он тяжело болен, поспешила к нему. Но не успела — для близких у нее всегда не хватало времени. Позже она признавалась: «Я знаю, что мои дети, когда были маленькими, много страдали по моей вине». Когда она однажды заболела и не пошла на работу, Менахем с Сарой устроили хоровод вокруг кровати, распевая: «Нынче наша мама дома, голова у ней болит!»
Голда Меир. Около 1949—1955 годов. Фото PDA/VOSTOCK PHOTO.
В годы профсоюзной деятельности ее друзьями стали ведущие политики будущего Израиля. И не только друзьями — Голда оказалась весьма влюбчивой и пылкой, ее политические симпатии часто перерастали в сильные чувства. На эту тему она не откровенничала, но известно, что Голда была близка с такими известными деятелями, как Давид Бен Гурион и Берл Кацнельсон, прозванный Сократом Израиля. Более тесные отношения связывали ее с краснобаем и эрудитом Залманом Шазаром (Рубашовым). В 1930-х они вместе путешествовали по миру, и, будь Шазар холост, Голда могла бы изменить своей клятве не выходить больше замуж. По иронии судьбы, позже Шазар стал президентом Израиля и привел Голду Меир к присяге в качестве премьер-министра.
Она никогда не была красива — грубоватые черты лица, большой нос, плотно сжатые губы. Она не пользовалась косметикой и никогда не имела в гардеробе больше двух платьев одновременно. Но мужчин привлекали ее уверенность в себе и увлеченность жизнью. Один из современников писал: «Ее глаза были полны волшебства». Еще один ее возлюбленный — известный политик Давид Ремез говорил, что она обладает «огромной личной магией».
Среди любовников Голды был и американец Генри Ментор — филантроп, с которым она познакомилась во время сбора денег на нужды ишува. А недавно ливанский журналист Селим Насиб издал роман, где утверждается, что ее возлюбленным являлся и богатый араб-христианин Альберт Фараон. Скорее всего, это выдумка — она не была расисткой, но ее круг общения всегда и везде был почти исключительно еврейским. К тому же отношения между евреями и арабами в 1930-х годах заметно накалились. Приход к власти Гитлера увеличил приток евреев в Палестину, что усилило враждебность арабских лидеров. После кровавых столкновений 1936 года британские власти встали на сторону арабов и резко сократили прием новых иммигрантов. В 1938 году Голда приняла участие в конференции европейских держав во Франции, в Эвиан-ле-Бен, где обсуждался вопрос о еврейских беженцах. Почти все страны под разными предлогами отказались их принять. Это было шоком — и она решила, что евреи не могут рассчитывать на помощь извне и должны защищать себя сами.
После войны отношения ишува с британской администрацией испортились вконец. Англичане отказались впускать в страну уцелевших после холокоста евреев, которых дубинками загоняли обратно на корабли и отправляли в лагеря на Кипре. Некоторые еврейские группировки начали террор против британцев и арабов, похищали оружие с военных складов. В этой обстановке Голда опять оказалась в эпицентре событий, став главой политического отдела Еврейского агентства (Сохнут). Она весьма жестко вела дела с английскими чиновниками; когда пассажиры двух кораблей, блокированных в одном из портов Италии, объявили голодовку, она голодала вместе с ними, несмотря на запрет врачей, и добилась разрешения на высадку людей в Хайфе.
Голда Меир и Бен Гурион поздравляют друг друга с важным событием: ООН приняла план разделения Палестины на арабскую и израильскую территории. 12 апреля 1947 года. Фото BETTMANN/CORBIS/RPG
В ноябре 1947 года ООН, как известно, приняла план раздела Палестины на два государства — еврейское и арабское. Арабские страны выступили против, не скрывая планов «сбросить евреев в море». Поселенцам требовалось оружие, и Голда отправилась в США. Два месяца она без отдыха колесила по стране, чуть ли не круглосуточно выступая перед евреями и неевреями. Ей удалось собрать в качестве пожертвований около 5 миллионов долларов — на эти деньги были куплены винтовки и патроны для отрядов будущей Армии обороны Израиля. Войну еще можно было остановить. 10 мая Голда, переодевшись в паранджу, пересекла границу с Иорданией и добралась до резиденции короля Абдуллы. Король обещал, что не примет участия в войне, но спросил: неужели евреи не могут подождать с независимостью? Она ответила: «Мы ждали две тысячи лет. Разве этого мало?» На обратном пути она увидела на подступах к границе колонны танков и машин с солдатами. Абдулла нарушил слово и присоединился к коалиции пяти арабских стран.
14 мая в маленьком художественном музее Тель-Авива 30 человек, включая Голду, единственную женщину, подписали декларацию о провозглашении Государства Израиль, спели его гимн «Ха-Тиква» и выпили по бокалу вина. Настроение у всех было далеко не праздничное: город стоял в темноте, местные арабы спешно покидали свои дома, а на рассвете пять армий с трех сторон начали наступление на Израиль. За месяц упорных боев погибли 6000 евреев — почти 1% населения молодого государства. Эти жертвы позволили остановить арабское наступление. Немалую роль сыграла и международная поддержка. Первыми Израиль признали США и Советский Союз: Сталин был рад изгнать Британию и надеялся, что новая страна станет проводником советского влияния на Ближнем Востоке. Он даже организовал поставки израильтянам оружия из находившейся под его контролем Чехословакии, о чем позже не любили вспоминать обе стороны. Для укрепления связей с Москвой туда отправили израильского посла — госпожу Голду Меерсон (фамилию Меир, на иврите «озаряющая», она приняла только в начале 1950-х).
Она не была в России больше сорока лет, страна показалась ей чужой и загадочной. Занятая благоустройством посольства и официальными встречами, она нашла время посетить московскую синагогу на улице Архипова. Это было в день Рош ха-Шана, еврейского Нового года. И тут привычная ко всему Голда опешила, увидев огромную толпу, заполонившую подступы к синагоге. Это были евреи, пришедшие взглянуть на посланца своего государства и поприветствовать ее. Все семь месяцев работы в Москве оказались заполнены встречами с людьми; среди них была даже жена советского премьера Молотова Полина Жемчужина, заявившая, что горячо сочувствует Израилю и его народу. Все это возмутило Сталина: граждане СССР смеют быть патриотами чужого государства?! Вскоре началась яростная антисемитская кампания, а многие собеседники Голды, включая Жемчужину, поплатились за откровенность тюрьмой, а некоторые и жизнью.