— Посмотрим поближе? — предлагает мой спутник, останавливая «лендровер».
В это небольшое путешествие на сорок километров от столицы Республики Нигер — Ниамея — я попал благодаря своему новому знакомому — канадскому кооперанту Пьеру Дроссару, с которым мы встретились в Национальном центре ремесел. Он преподавал там... гончарное дело. В деревню Бубон он привез меня, обещав показать мастериц, до недавнего времени превосходно работавших без гончарного круга.
Мы вылезли из машины и направились к троице сеятелей. Мужчина, как и пристало ему, сохранял полную невозмутимость, а вот с его помощниками происходило что-то непонятное. Мальчишка смотрел на нас, тараща глаза и забыв подтягивать свои безразмерные шорты. Что касается красавицы, то она просто кисла от смеха. Как выяснилось, реакция эта была вызвана головным убором моего спутника.
Дело в том, что, отправляясь из родного Квебека в Нигер учить африканцев лепить горшки, Пьер раздобыл где-то старинный пробковый шлем, без которого, по его мнению, в тропиках не жизнь. Эта некогда популярная среди колонизаторов и карикатуристов деталь тропической униформы исчезла с появлением в Африке автомобилей, дезинсектов и кондиционеров. Лишь старики еще помнят усатых джентльменов и месье в пробковых шлемах с противомоскитными сетками; для африканцев помоложе сей головной убор теперь так же несуразен и смешон, как цилиндр при эскимосском костюме. Прибавьте к тому очки в тонкой оправе, всегда всклокоченную бармалейскую бороду Пьера, его рост — что называется метр-с-кепкой, пардон, со шлемом,— и смех женщины станет понятен...
Африканское семейство, вернее, небольшая его часть — глава рода с одной из жен и сыном,— было занято севом проса. Остальные члены многочисленной семьи Сидику Гарба — так звали мужчину — тоже были в поле. Торопились управиться поскорее, чтобы дать зернам возможность воспользоваться каждой каплей влаги, сохранившейся в почве. Этого запаса хватит ненадолго, а если следующий дождь, как это часто бывает, пройдет лишь через месяц-полтора, то молодые, едва поднявшиеся ростки испепелит немилосердный зной. Недаром в Нигере говорят: «Здесь солнце берет свою часть урожая...» Повезет с погодой — быть Сидику Гарба с хорошим зерном; нет — собрать бы хоть сам-два.
У нигерского земледельца, помимо солнца, множество и других врагов: налетит саранча или вернется недавно столь долгожданный «торнад» — смоет, зальет жидкой грязью молодые посевы. И всматривается крестьянин, уже со страхом, в небо: не появится ли в нем ближе к полудню безобидное с виду облачко в форме наковальни?
Женский род мужской профессии
В столь горячую для полевых работ пору в деревне остались лишь старые и малые. На улицах было непривычно тихо, лишь кое-где во дворах за плетеными заборами раздавался глухой стук дерева о дерево, безошибочно указывающий на приближение обеда.
Выдолбленная из цельного ствола ступа и увесистый пест — такие же неизменные атрибуты местных стряпух, как сложенный из нескольких камней очаг и целое семейство закопченных горшков и котелков около него. Измельченные зерна и клубни, обработанные затем самыми невероятными способами и сдобренные огнедышащими соусами, составляют основу западноафриканской кухни. В этом районе Сахеля главная продовольственная культура — просо. Что бы ни стряпали из него — лепешки, жидкую подслащенную кашку для детей, светло-коричневое легкое пиво и еще десятки блюд,— этому предшествует долгая утомительная работа. Легко ли натолочь муки на большую семью!
Вполне понятно, что хозяйки, особенно в городах, стали теперь отдавать предпочтение рису: его куда легче готовить. Но своего риса в стране нет. Импортировать дорого. И чтобы облегчить домашний труд женщин и не разорять государственную казну, в городе Зиндер построили мукомольную фабрику. По питательным качествам и свойствам фабричная мука намного превосходит перемолотую старым бабушкиным способом. Из проса начали изготовлять крупы, макаронные изделия, печенье. Опыт Нигера переняли и другие западноафриканские страны. Одной мукомольной фабрики явно недостаточно для целой республики... И еще долго из крестьянских домов будет раздаваться мерный перестук деревянных пестов, напоминающий биение гигантского сердца. Впрочем, так оно и есть — это стучит сердце африканской деревни.