— А татуировка на руке? — напомнил я.
— То совсем другая история. Наколку на руке мне нанес знаменитый татуировщик Таверемаи с атолла Сатавал, тоже в Каролинском архипелаге, и сделал это просто из дружеского расположения. Здесь довольно сложный рисунок. Хвосты морских черепах — символ скорости и дальних плаваний. Птицы означают благополучное прибытие. А зубы акулы олицетворяют опасности моря. Кстати, когда операция закончилась — а длилась она три часа,— я обратил внимание, что зубы акулы нанесены неточно. Выяснилось, что в задачу художника не входило точное изображение зубов хищника, зато рисунок весьма правдиво повторил следы укуса акулы на теле человека. Такая символика, по идее, должна охранять меня от опасных контактов с морскими убийцами...
Биографические данные
В 1976 году Д. Льюис участвовал в беспримерном рейсе от Гавайских островов до Таити на огромном двойном каноэ «Хокуле"а». Длина маршрута, пройденного, естественно, только по звездам и прочим традиционным ориентирам, без применения навигационных приборов, составила 2500 миль. Экипаж «Хокуле"а» состоял из семнадцати человек. Последнее путешествие такого рода — на каноэ типа «ва"а каулуа» — было совершено пятьсот лет назад.
В море
«Настала пора прощаться с островом Пулуват и его обитателями, что мы с Барри сделали с большой неохотой. Уже больше месяца мы плавали меж островов Каролинского архипелага без навигационных инструментов. Мы испытали странное чувство, вновь закрепляя котелок компаса на нактоузе, извлекая из тайника секстант, наручные часы и карты. Странное, но очень утешительное чувство. Каким же простым покажется теперь 135-мильный переход к островам Трук по сравнению с нашими недавними плаваниями! С легкими сердцами мы настроили заново подключенный автопилот и расслабились.
На следующий день в полдень мы должны были произвести счисление координат — эта процедура представлялась теперь не более чем простой формальностью. Но результаты вдребезги разбили наше благодушие. Мы совершенно невероятным образом отклонились на 25 градусов и ушли на 40 миль в сторону от курса. Ни один навигатор, ориентирующийся по звездам, не позволил бы себе ошибки, превышающей два, максимум три градуса. Что же стряслось?
Немедленный поиск выявил причину — забытый нами нож лежал под котелком компаса, влияя на его магнитные свойства.
— Куда лучше было бы, если бы мы сориентировались по звездам,— заметил Барри.— Помнишь тонганскую поговорку «Компас может обмануть, звезды — никогда»?»
В. Бабенко
«Алуэт» прилетит в полдень
Почти двадцать лет назад «для наведения порядка» Лондон послал английских солдат в Северную Ирландию. Однако ни порядка, ни тем более безопасности гражданскому населению, прежде всего католическому меньшинству, они не обеспечили. Напротив, английские солдаты начали самые настоящие военные действия против ирландских патриотов — католиков, выступающих против британского владычества в Ольстере. Об этом, например, откровенно рассказывает в своей книге Контакт» Антони Кларк, служивший командиром роты 3-го парашютного батальона в Северной Ирландии: «На углу собрались почти полторы сотни парней. «Правь прямо на них!» — кричу я шоферу. «Приготовить резиновые пули! Стрелять залпами, когда мы в них врежемся!» — командую остальным. Машина врезается в живую массу, оглушительные звуки выстрелов наполняют воздух. Мы останавливаемся, выскакиваем, работаем дубинками. Я поднимаю винтовку, передергиваю затвор. Ирландцы подхватывают раненых, запираются в домах, бегут в боковые улочки. «В машину, ребята!» Преследуем отступающую толпу. Мы пьянеем от насилия, от охоты, возбуждение охватывает нас всякий раз, когда кто-то из ирландцев падает. Мы не берем пленных — мы стреляем, топчем ногами. Здорово! Нас никто не сдерживает, мы делаем все, что хотим». Неудивительно, что телеграфные сообщения и газетные корреспонденции из Ольстера напоминают фронтовые сводки: столько-то убитых, раненых (За годы английской оккупации Ольстера в уличных стычках и перестрелках погибли две с половиной тысячи человек, а около тридцати тысяч получили ранения.) , «пленных», то есть брошенных без суда и следствия в «эйч-блоки» — бетонные застенки тюрьмы Мейз в Белфасте.
На первый взгляд столица Ирландской Республики Дублин казалась далекой от событий в Белфасте или Дерри. Бесстрастно взирали на людскую толчею на улицах статуи Справедливости, Мудрости, Милосердия и Власти с фронтона суда Форкортс. Между тем на окраине Дублина за семиметровой стеной тюрьмы Маунтджой томились триста участников движения против британской оккупации Ольстера, в большинстве члены ИРА (ИРА - Ирландская республиканская армия - военное крыло старейшей политической партии Шинн фейн; состоит из "официальной" ИРА, отстаивающей политические методы борьбы, и "временной", делающей ставку на вооруженную борьбу.) .
...Тюремные будни, как и камеры Маунтджой, были похожи друг на друга, словно близнецы, в отличие от их обитателей. Эти люди, считавшиеся «опасными политическими преступниками», попали сюда только потому, что боролись за создание единой Ирландии. Правда, каким путем добиваться этого, мнения среди них были прямо противоположными. Одни доказывали, что нужно силой оружия заставить англичан убраться восвояси. «Мне говорят, что насилие ничего не дает, что оно устарело,— горячился Кэвин Меллон, прошедший огонь и воды боец ИРА.— Но разве те же «продсы» («Продсы», или «черные»,— презрительная кличка протестантских экстремистов в Ольстере.) и англичане не прибегают каждый день к самому жестокому насилию? Им наплевать на то, что в католических гетто от пуль гибнут женщины и дети. Нет, на террор нужно отвечать террором». Другие считали, что подобный курс бесперспективен: он лишь подогревает взаимную ненависть.
Питер Морган, сутуловатый, в очках, с узким, сухим лицом аскета, при таких спорах обычно предпочитал молчать, поскольку понимал, что словами горячие головы не охладить. Нужно действительно массовое движение, способное влиять на ход событий, чтобы люди поверили в его силу, примкнули к нему.
Сам Питер принадлежал к тем, кого называют «поколением, выросшим под пулями». Его родиной был небольшой городок Крегган, расположенный рядом с Дерри. На первый взгляд он казался обычным тихим провинциальным поселением, если не считать, что половину из тринадцати тысяч его жителей составляли дети и подростки. Целый день ребячьи лица половодьем затопляли улицы и пустыри, постоянное место игр, которые пустели лишь с наступлением вечера, когда школьники садятся за уроки, а матери начинают готовить ужин для своей шумной оравы: во многих семьях по восемь, десять детей, а пять-шесть — норма. Потом, из того, что осталось от ужина, женщины собирают передачи мужьям, братьям, старшим сыновьям, чтобы отвезти их в тюрьму Мейз или специальный центр расследований на Кремлинроуд.