Опасный подарок
Позади 33 дня плавания. Сегодня утром, в тумане, мы увидели слабый свет далекого маяка. Значит, впереди земля. Еще несколько часов хода, и под густыми облаками обозначились огромные темные тени. Вскоре они приобрели форму горных пиков, словно вытолкнутых океаном в небо. Казалось, что впереди два острова, но на самом деле это иллюзия. Таити по форме напоминает восьмерку: два вулканических конуса, соединенных между собой узким перешейком. Издали видны только оконечности конусов, отстоящих друг от друга на приличном расстоянии.
Вряд ли нам удастся добраться до вожделенной земли засветло. В лучшем случае мы войдем в порт Папеэте около полуночи, а это слишком поздно, чтобы чувствовать себя в безопасности в узком проливе. Да и наши таитянские спонсоры не хотели бы, чтобы мы высаживались на берег раньше завтрашнего утра, когда назначена официальная церемония встречи. Родо Вильяме посоветовал на ночь отогнать «Хокулеа» в лагуну атолла Тэйтииароа, а с первыми лучами солнца направиться к Папеэте, от которого лагуну отделяет тридцать миль. На том и порешили. Кавика дал команду двигаться к атоллу.
С точки зрения «банды из рубки» — так мы называли часть команды, которая все делала наперекор руководителям экспедиции, — ночевка в лагуне была ужасной идеей. «Почему мы направляемся туда, а не прямиком на Таити?» — с раздражением вопрошали они. Уговоры Кавики и Вильямса, пытавшихся убедить их в том, что сейчас уже слишком поздно высаживаться на Таити, не возымели никакого действия. Члены «банды» расценили это как очередное проявление диктата «лидеров», ущемляющих их права.
Когда на горизонте уже появились кокосовые пальмы Тэйтииароа, к нам подошла изящная спортивная лодка. На ее борту нас приветствовал не кто иной, как Дейл Белл, кинопродюсер из «Нэшнл джиогрэфик». Он прилетел на Таити специально, чтобы попасть на нашу встречу, и теперь, сгорая от нетерпения, примчался лично высказать свои поздравления. С собой Белл прихватил вполне соответствующий такому событию подарок — дюжину бутылок французского шампанского, которые тут же перекочевали к нам на борт. Конечно, он и не подозревал, какие печальные последствия будет иметь его дар.
Львиная доля шампанского досталась членам «банды», которые удалились на нос, чтобы подальше от остальных отметить событие. Бутылки пошли по кругу, и скоро шампанское ударило им в голову. Улыбки и смех уступили место глумливым гримасам и яростным возгласам. Внезапно они вскочили и, хватаясь за леера, направились в нашу сторону. Потом, как по команде, в наш адрес посыпались упреки. Особенно усердствовали Буги и Билли. Они обвинили Льюиса в попытке изменить курс, пока May спал. Кавику бранили за то, что он не оправдал их надежды на роль «сильного лидера» и предал интересы команды. Досталось также Лайману и мне. Меня упрекали в том, что в свое время не разрешил установить килевые лопасти и заставил спустить кливер.
Вскоре к этим двоим присоединился уже порядком разъяренный Буффало. В отличие от Буги и Билли, чьи роли казались заранее распределенными и отрепетированными, он взорвался злобными нападками в адрес белых. Ему не нравилось в нас все: как мы говорим, едим, ходим. Свою эмоциональную речь Буффало сопровождал быстрыми и резкими движениями рук. Казалось, что он полностью потерял над собой контроль.
Несмотря на всю несправедливость и грубую форму обвинений, я сохранял спокойствие: вряд ли в этой ситуации имело смысл возражать. Но Дэвид Льюис, стоявший чуть позади меня, решил ввязаться в спор с Буффало: критика со стороны человека, который мало что смыслил в морской науке, показалась ему слишком оскорбительной. «Мы тоже люди, и с нами надо обращаться по-человечески», — заявил Льюис.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы Буффало окончательно рассвирепел. Оттолкнувшись от кормового леера, он в одно мгновение нокаутировал Льюиса, стоявшего рядом с ним фотографа и капитана. Следующим за Кавикой стоял я. Удар Буффало пришелся мне прямо в лицо. Он продолжал дубасить меня, и когда я отступил на корму. Я не отвечал на удары, хотя физически мог за себя постоять. Но любое ответное движение могло бы вызвать кровавое побоище на палубе «Хокулеа».
Пытаясь остановить Буффало, Лайман вцепился ему в спину. Тот на секунду замешкался, и я успел прийти в себя. Досталось мне здорово. Голова гудела, а из разбитого носа по подбородку струилась кровь. Неожиданно вмешался May. Одного движения его руки и короткого возгласа: «Остановись, Буффало», — оказалось достаточно, чтобы успокоить разъяренных членов экипажа.