— Послушай, муж, — тихо говорит Тамара, — может, мы на годик в Рогун поедем? А дальше посмотрим.
...Люди уже собираются на Рогун, а ГЭС существует пока только в чертежах и планах. Хотя на месте ее строительства, в 70 километрах выше Нурека, уже начались подготовительные работы. Но все-таки я могу сказать, что видел плотину Рогунской ГЭС, правда, в уменьшенном масштабе — 1:300. Модель плотины установлена на сейсмической платформе в огромном испытательном зале института в Душанбе. Даже в миниатюре Рогунская плотина представляет внушительное зрелище — 1,15 метра в высоту, а в длину — 5 метров.
Построена модель из специального материала, подобранного так, чтобы он имитировал с учетом масштаба природный грунт, из которого будет строиться настоящая плотина. Когда сейсмоплатформа приходила в движение, черная гора плотины начинала еле заметно вибрировать, а ее вершина зыбко дрожала, как кусок желе. Модель испытывали в прямом Нурекском «каньоне», где до нее проходила проверку модель Нурекской плотины: надо было сравнить сейсмостойкость новой, более мощной плотины с уже подтвержденными практикой экспериментальными данными модели Нурека. Потом будут испытания в смоделированном Рогунском «каньоне», имеющем форму латинской буквы «S». Так сейсмологи продолжают свою опытную цепочку Головная — Нурек — Рогун.
Перед отъездом из Нурека я познакомился с приехавшим из Душанбе в «Сай-Лагерный» Сашей Каримовым — студентом и самым молодым сотрудником сектора сейсмостойкости гидротехнических сооружений. Своей специальностью он выбрал инженерную прикладную сейсмологию. Выбрал — я не случайно акцентирую волевую сторону Сашиного решения; в этом сухощавом близоруком пареньке сразу же чувствовалось не так часто встречающееся в его годы точное знание, чего он хочет.
Вместе с Сашей мы целый день лазили по бетонным внутренностям плотины, ходили по ее гребню, где с одной стороны пляшут малахитовые волны водохранилища, а с другой — до горизонта, ограниченного поворотом ущелья, легла ступенями громадная стройка. Вечером, когда мы тряслись в «газике», возвращаясь в Душанбе, Саша рассказал красивую и печальную сказку о могучем юноше Норе, которого любовь вдохновила на подвиг — он хотел поставить гору поперек реки и повернуть Вахш на погибающие от засухи поля.
Любопытно, что будущий инженер-сейсмолог помнил именно эту легенду.
Николай Баратов, фото автора
Ветер над Эресунном
С Атлантики рвется сильный свежий ветер. Дует он так, что приходится стоять к нему боком, съежившись, подняв воротник до макушки. Бетонная плита, на которой мы стараемся удержаться на ногах, означает самую высокую точку Вена, если не считать шпиля часовни, стоящей рядом.
Вен — остров в несколько квадратных километров, вынырнувший в незапамятные времена в проливе Эресунн, что отделяет Данию от Швеции. Швеция чуть ближе отсюда, наверное, поэтому остров и принадлежит «трем коронам». Блестящее сентябрьское солнце старается оживить угрюмые серо-зеленые волны, которые тяжело бьются о базальтовые глыбы.
Если повернуться спиной к Швеции, то чуть левее хорошо видны столпившиеся у моря здания полуторамиллионного Копенгагена. Там же поблескивают огромные серебристые портовые емкости для нефтепродуктов. Повернешь голову направо, и в туманной дымке возникают контуры Эльсинора, куда великий Шекспир когда-то поселил принца Датского. Сзади, в четырех-пяти километрах, шведский город Ландскруна — «Корона земли».
Ветер выбивает слезы из глаз. Спрыгиваем с плиты и через небольшое церковное кладбище медленно идем к дороге, ведущей в сердце острова. Гладкие полированные прямоугольники с печальными эпитафиями. Одна из них гласит, что некто Густавссон почил в далекой американской Миннесоте, но душою он здесь, со своими предками. Это один из героев Вильгельма Муберга — известного шведского писателя, создавшего эпопею о великом переселении более чем миллиона шведов из своей голодной и безземельной страны за океан.
Негромко щелкнула калитка, этот звук магически утихомирил на время ветер, и внезапно наступила благостная тишина. По обочинам — густая трава, да и на самой дороге сквозь щебенку проросли знакомые деревенские подорожники. Машин здесь — по причинам малости острова — немного. Мы осматриваемся. Впереди — несколько аккуратных чисто скандинавских двориков с коротко подстриженными газонами и фруктовыми деревьями близ домов. На яблонях оставалось еще немало крупных румяных плодов, хотя под напором ветра то одно, то другое яблоко срывалось вниз и глухо ударялось о жесткую траву газона.