Первый вылет в небе Аляски у него был 28 сентября 1942 года (так записано в его летной книжке). В тот день он сделал четыре тренировочных полета на Б-25 — покружил над Фэрбенксом два часа. Вот тогда командир бомбардировочной эскадрильи капитан Петр Гамов и познакомился с американским инструктором старшим лейтенантом Николаем де Толли — праправнуком знаменитого сподвижника Кутузова в войне с Наполеоном.
После Октябрьской революции мать Николая увезла его ребенком в Турцию, а затем в Америку. Он стал первоклассным летчиком — не было такого типа американского самолета, на котором ему не довелось бы летать!
Старший лейтенант де Толли заметно выделялся среди офицеров, служивших на авиабазе, внушительным телосложением, красивым смуглым лицом, а самое главное, тем, что прекрасно говорил по-русски. Он придирчиво проверял готовность Петра Гамова и его эскадрильи к перегонке боевых машин, но техникой пилотирования своего подопечного остался доволен. У Петра уже был опыт — он доставил несколько «Боингов-25» из Ирана в Москву.
В знак особого расположения к синеглазому россиянину, недавно прибывшему в Штаты, американский инструктор рассказал о случае, который произошел с ним год назад в Калифорнии. У него тогда вскоре после взлета сломалась стойка переднего колеса. Это грозило катастрофой при посадке, но он все же сумел приземлить тяжелую машину на два основных колеса. Правда, не без помощи двух «доджей», которые ему пришлось вызвать на полосу. Они и притормозили поврежденный бомбардировщик Б-25 с помощью канатов, накинутых на хвост.
4 августа 1943 года точно такое же ЧП случилось и с капитаном Гамовым. О нем и теперь напоминает дата, стоящая на фотографии, которую американцы подарили ему после аварийной посадки на аэродроме «Ладдфилд» в Фэрбенксе...
В тот день Петр повел за собой в Ном, как обычно, группу из десяти «коброчек» — так русские летчики в шутку называли американские истребители Р-39 «аэрокобра». Но едва лидер-бомбардировщик лег на курс, как бортмеханик Алексей Крисанов доложил по СПУ:
— Командир! У нас непорядок с передним колесом! Отсоединилась стойка...
— Что с ней? — спросил Гамов.
— Возможно, болт плохо был затянут или лопнул подкос — в общем, передняя «нога» болтается.
Петр огляделся через остекление кабины: истребители, как журавли, выстроились клином за своим лидером. За правым крылом Б-25 шла «аэрокобра» майора Федора Жевлакова — командира истребительной эскадрильи. Гамов передал ему по радио о случившемся.
— Группу доведу только до Галены,— предупредил Петр.— Затем вернусь на базу.
Часа через полтора самолеты вышли на промежуточный аэродром, расположенный как раз на полпути к Ному. Сверху хорошо просматривалась зеленая долина среди каменистых сопок, по ней извивался Юкон — главная река Аляски. К ее обрывистому берегу почти под прямым углом подходил лучик бетонной дорожки.
По команде лидера истребители один за другим стали заходить на посадку. Когда последняя «коброчка» благополучно приземлилась и подрулила к аэродромным постройкам Галены, двухмоторный бомбардировщик повернул назад, в Фэрбенкс.
На обратном пути, связавшись с диспетчерским пунктом аэродрома «Ладдфилд», Петр сообщил о своем вынужденном возвращении на базу. По его просьбе американцы вызвали на переговоры начальника советской военной миссии на Аляске полковника Михаила Григорьевича Мачина.
Михаил Григорьевич предложил посадить неисправный самолет «на живот». В этом случае у экипажа было больше шансов остаться в живых. Но машина наверняка была бы покалечена, а выход из строя лидера вызвал бы задержку с перегонкой истребителей на фронт. И Гамов решил по примеру Николая де Толли приземлить тяжелый двухкилевой бомбардировщик на два колеса.
В бомболюках Б-25 были установлены дополнительные топливные баки. Их заправили полностью, чтобы хватило до Чукотки. Поэтому командиру пришлось долго кружить над Фэрбенксом, уменьшая вес невыработанного горючего. Аэродром здесь был гораздо больше, чем в Галене, но заканчивался также крутым обрывом в реку — только не в Юкон, а в его приток Танану...