Родуан заторопился домой. На прощание я спросил Ачела, что он думает о будущем.
— Не знаю, — ответил шиллук. — После освобождения прошло еще очень мало времени. Но должны быть перемены.
Подумав, Ачел убежденно добавил:
— Обязательно будут.
Смерть бегемота
Тихое хрустальное утро. После душной тропической ночи кажется свежо, хотя термометр показывает двадцать семь градусов. Пароход глухо посапывает, огромное колесо весело шлепает лопатками по воде, оставляя на реке длинный след с пузырьками и белыми жилками.
Наш пароход, по-арабски он называется бобур, очень похож на плавучую деревню: поют петухи, блеют козы. Они предназначены для пропитания в пути. Но не только. Некоторые животные принадлежат пассажирам и путешествуют вместе с ними.
Сходство с деревней придают и четыре баржи, которые тащит пароход. Две из них он толкает впереди себя, а две пришвартованы лагом с правого и левого борта. Это высокие, двухъярусные суда с плоскими крышами, которые приходятся как раз вровень с нашей палубой: перешагнув через борт, можно разгуливать по крыше.
Баржи не имеют стен, и видно все, что на них происходит. На них путешествуют молодые суданцы. Все они студенты средней школы для детей Юга и сейчас возвращаются домой на каникулы.
Прямо из воды поднимаются зонты папируса, чем-то похожего на исполинский укроп, за ними, уже на сухом берегу, растет высокий тростник, который по-арабски называется «бу». Прямо на воде лежат длинные стебли ум-суфа. Они корнями уцепились за твердый берег и распластались горизонтально на реке, подняв из воды метровые верхушки.
Лишь иногда впереди бесшумно покажутся из воды гиппопотамы. Через несколько минут они обязательно снова появятся за кормой и будут смотреть вслед пароходу, выставив на поверхность лишь свои огромные выпученные глаза, ноздри и маленькие ушки.
Я умывался, когда услышал крики итальянца Филиппо, моего старого знакомого, с которым я случайно встретился на пароходе:
— Колиа! Скорее, скорее сюда!
Вытираясь на ходу, я поспешил к итальянцу. Он стоял на другой стороне палубы и показывал на берег. Там человек пятьдесят голых нилотов тащили из воды что-то огромное, черное и, как мне вначале показалось, бесформенное.
— Что они делают?
— Гиппопотама убили! Пароход поравнялся с просекой в стене прибрежной растительности, и теперь хорошо была видна исполинская черная туша, утыканная копьями и гарпунами, как подушка булавками. Вдруг раздался глухой, как из бочки, рев, и черная громада конвульсивно встрепенулась. Люди с криками кинулись прочь, но великан снова замер, очевидно навсегда.
Я побежал в каюту за фотоаппаратом, но, когда вернулся, высокие заросли папируса уже скрыли всю группу охотников.
— Неужели они убили этого гиганта своими копьями? — спрашивал Филиппо.
Мы спустились на нижнюю палубу и увидели там маленького учителя из Bay. Он тоже наблюдал сцену и охотно рассказал нам о том, как нилоты охотятся на бегемотов. Оказывается, принцип охоты у всех южных племен одинаков и отличается только мелкими деталями.
На промысел выходит обязательно большая группа в несколько десятков человек с тяжелыми копьями и специальными гарпунами. На бегемота стараются напасть на берегу, куда он выходит попастись. Охотники подбегают к огромному зверю с разных сторон, кидают в него свои копья и гарпуны. Обычно благодушный великан впадает в дикую ярость. Он кидается из стороны в сторону, пытается напасть на охотников, но копья и крики вынуждают его искать спасения в реке.
Гарпуны насажены на длинные шесты. После удара гарпун крепко застревает в теле животного и легко снимается с древка. К нему привязан канат, заканчивающийся охапкой амбача. Когда гиппопотам уходит под воду, связки амбача, как поплавки, показывают, где он находится. Охотники начинают преследовать его в лодках. Нередко гиппопотам ударами снизу подбрасывает легкие каноэ на воздух, и охотники оказываются в воде, рискуя утонуть или угодить в пасть крокодилу. Но преследование не прекращается. Время от времени бегемот поднимается на поверхность, чтобы набрать воздуха, и тогда снова в него летят гарпуны и копья.
Обычно лишь на второй день преследования обескровленного, совсем слабого, а то и мертвого бегемота нилоты тащат к берегу гарпунными веревками. Этот финал борьбы мы и наблюдали с палубы парохода.
— На что идет добыча?
— Так ведь это две, две с половиной, а то и три тонны хорошего мяса и жира! Еды хватит охотникам надолго.
— И вкусно? — спросил Филиппо.
— Нам нравится, — рассмеялся учитель. — А язык гиппопотама даже европейские купцы и чиновники считают лакомством. Из зубов — они очень большие, белые и по крепости не уступают слоновой кости — туземцы делают украшения, из кожи изготовляют легкие и крепкие щиты.
Ситатунга! — неожиданно закричал учитель и указал вперед.
Там на илистом мысе стояло темно-бурое грациозное животное величиной с крупного теленка. Мгновение водяной козел смотрел в сторону парохода, затем неуклюже кинулся в воду, поднял тучу брызг и исчез.
Когда мы приблизились к мысу, там еще виднелись следы копыт ситатунги. Я пошел с аппаратом назад, вдоль палубы, стараясь держаться против того места, где скрылось животное. Долго стоял на корме и целился объективом в удаляющийся мысок, но козел так и не показался.
В этой части парохода в каютах и на палубных скамейках сидели только женщины. Они удивленно поглядывали на меня и закрывали лица черными платками. Учитель, стоявший вдалеке, рукой делал мне знаки вернуться.
— Туда нельзя ходить, — сказал он, когда я возвратился.
— Почему?
— Там женщины!
Увлекшись ситатунгой, я не сообразил, что на нашем пароходе, как в мусульманских домах, есть закрытая для мужчин женская половина, и опрометчиво чуть было не вторгся туда. Этим я дал Филиппо пищу для острословия на целый день.
(Окончание следует)
Рис. П. Павлинова
Радуга и птицы
Аргентинская легенда
Давным-давно, когда Южную Америку населяли лишь индейские племена, произошло удивительное событие. Птицы, обитавшие в дикой сельве, начали замечать, что цвета радуги постепенно бледнеют, и прекрасное небесное зрелище, которым они прежде любовались, стало терять свою привлекательность. «Что происходит с радугой, почему она теперь не такая красивая, как раньше?» — спрашивали друг друга удивленные птицы. Желая выяснить, в чем дело, они устроили большой птичий сбор.
Прежде чем продолжать рассказ, надо сказать, что птиц в те далекие времена не украшали яркие разноцветные перья. У всех птиц было тогда невзрачное серое оперение, как у нынешнего воробья.
Итак, на раскидистых ветвях большого дерева встревоженные птицы обсуждали, почему тускнеет радуга. Вдруг на верхушку спустилась прилетевшая из заоблачных высот маленькая птичка, никому не известная и ни на кого не похожая. Она была красивее всех собравшихся: ее многоцветное оперение переливалось всеми цветами радуги.
— Друзья, — сказала незнакомка, — радуга поражена серьезным недугом. На небе появились мириады страшных насекомых. Они вьются вокруг радуги, подобно мошкам, которые слетаются вечером к свету. Мы боремся с этим бедствием, но там, в вышине, нас очень мало. Поэтому меня послали к вам на землю за помощью. Полетим со мной и все вместе уничтожим вредоносного гнуса. Только предупреждаю: лететь придется через холодные пространства, и каждый должен будет проявить большую храбрость и решительность.
Поднялся невообразимый разноголосый гвалт. Наконец птица кардинал спросила.
— Кто хочет отстоять красоту радуги и не боится полететь в заоблачные выси?
Многие заколебались, испугались опасности. Только самые храбрые и благородные решили отправиться в путь, в то время как другие, трусливые птицы остались сидеть на ветвях большого дерева. Кто-то из оставшихся сказал: