— Более или менее. Но я не понимаю, куда вы клоните?
— Терпение. Ясно, что твой отец позвонил кому-то, чтобы сообщить о слежке и попросить осторожно вывести Боба, которого он, очевидно, уже заметил, когда шел в туалет. Сказано — сделано. Но бедняге Бобу в этот день решительно не везло. Отправившись из «Ля Куполь» на Северный вокзал, он сразу же наткнулся на полицейский контроль и предпочел проглотить цианистый калий. Что же касается денег, он, очевидно, сказал товарищу твоего отца, где он их спрятал после приземления. Я знаю, что с собой денег у него не было — мои ребята все-таки обшарили всех, кто выходил из «Ля Куполь» с пакетом или портфелем. И, слушай меня как следует, с тех пор никто никогда не слышал ни слова об этих тридцати тысячах фунтов. Исчезли! Испарились! Через мои руки прошли все шефы «Марса», и ни один не знал, куда девался пакет. Кроме того, разумеется, кто-то его слямзил, но у него не было охоты об этом болтать. Хитрец, который уже тогда думал, как будет жить после войны.
— Я не понимаю. Если кто-то взял деньги, то как же их можно от него получить. Он же их, очевидно, растратил.
— Ты хочешь оказать, что он пустил их в оборот. Этого сорта люди не тратятся на танцовщиц. Держу пари, он сможет нам отдать тридцать тысяч и у него еще останется на сигареты. Даже после всех девальваций.
— А зачем ему их отдавать?
— Так ведь он же их украл, старик. Это совсем нехорошо. В этом его убедить нетрудно. Вот тут-то как раз и нужен ты. Я в особом положении. Я могу, конечно, заявиться во Францию, но до поры до времени лучше этого избегать. Этот тип может послать меня ко всем чертям. «Убирайся прочь, поганый живодер, или я позову полицию». А ты, ты — сын Луны, и не твоя вина, что твой папа был излишне разговорчив. Тебя нельзя выставить за дверь. У тебя есть право, ты понимаешь? Ты молод, и тебе нужны деньги, чтобы стать на ноги.
— Но вам придется сказать мне его имя? Вы знаете, кто это?
— Ты очень хитрый! Нет, каждому его доля денег и его доля работы. Я ввожу тебя в курс дела, ты находишь типа из «Марса», который быстро разбогател после войны, а потом уже мы беремся вдвоем доить золотого тельца. Ну, что ты об этом думаешь?
— Я не знаю, что вам ответить. Все это слишком неожиданно. Я должен подумать. И есть вещи, которых я не понимаю.
— Например?
— Ну вот хотя бы я не понимаю, почему вам не удалось узнать от моего отца, с кем он говорил по телефону, хотя вы добились того, что он выдал вам всех своих товарищей?
— Так это потому, что он начал говорить почти что сразу. Мы едва только прибыли на авеню Анри-Мартен, как он уже выдал нам всю свою организацию! Я был не один, ты понимаешь, я не мог оставить у себя человека, который раскрывает нам всю сеть. Рихтер явился в отель «Лютеция» ровно через пять минут. Я позволил ему начать всю охоту, но ни слова не сказал о телефонном разговоре: пока тридцать тысяч ливров находились еще неизвестно где, у меня оставалась надежда. Та же тактика с другими типами из «Марса»; я допрашивал их о деньгах, но не говорил ни слова про телефон. Только твой отец знал, кто присвоил деньги, но я подозреваю, что он предпочел выйти из игры. Ему не было смысла ворошить грязное белье. Короче говоря, это что-то вроде наследства, которое он тебе оставил. Ты не находишь?
— Если вам угодно. Но вы уверены, что этот тип раскошелится?
— Ты его найдешь, ты вызовешь меня, и остальное — это уже не твоя забота.
Может быть, Пуарье?
Бульвар Монпарнас. Парочки полицейских прогуливаются с мечтательным видом, не сцепив, однако, свои мизинцы, как это сделали бы сенегальские стрелки. Несколько бородатых юношей, сидя на корточках, рисуют на тротуаре портреты Че Гевары и лики Христа, которые получаются похожими друг на друга и на рисующих. Недовольный глотатель огня упрямо требует, чтобы ему бросили еще одну монетку. Одиннадцать часов вечера. 31 июля. Обычный прилив машин, ищущих место для стоянки, привычное смешение макси-платьев и мини-юбок, комбинезоны и брючные костюмы, стирающие грань между полами.