— А что это меняет? — спросил комиссар.
— Бобу от этого не легче, — сказал Рюди, — он все равно сразу же влип на Северном вокзале и предпочел сыграть в ящик. Ну, а я признаю, что дал себя провести, но не так-то уж трудно распутывать все задним числом на холодную голову. Я был в самом пекле. Конечно, бывали ошибки.
— Мой отец был тоже в пекле! И однако он мгновенно понял, что надо делать!
— Никто никогда не отрицал того, что твой отец был очень умен. Короче, если я правильно понимаю, ты заставил этого типа поверить, что ты нашел того, кто украл деньги, и он может явиться, чтобы завершить дело?
— Абсолютно верно. Я думал, что правильно поступлю, отдавая вам в руки этого поганого живодера. Но теперь я не уверен, что это так, если судить по вашему лицу.
Лицо по меньшей мере раздосадованное. Как будто вся эта история смертельно скучна — и только. Он ни разу не взглянул на Рюди с самого начала встречи. Посматривал на соседний столик, за которым громко смеялась смуглая девушка в костюме цыганки. Надо сказать, что обстановка была неподходящая. Люди рассказывали о своем отпуске тем, кто уезжал. Завтра Бретань. Красные носки и сандалеты. Он будет удить рыбу. Рюди был, вероятно, для него всего лишь старым протухшим карпом, вытащенным из бочки забвенья. Полицейские любят только свежую рыбу.
— Ну нет, ты хорошо поступил. Не беспокойся, этим подонком займутся.
— Господин комиссар, — сказал Рюди, — можем мы поговорить одну минутку наедине.
Они встали и вышли на бульвар. Пять или шесть минут спустя комиссар вернулся один.
— Его уже увезли?
— Нет, я его отпустил.
— Что?! Вы хотите сказать, что он на свободе?
— Не горячитесь. Для проформы его приговорили бы к смертной казни, помиловали, пожизненная каторга, ускоренное сокращение сроков, на свободе через пять лет — и все это на денежки, которые сдирают с налогоплательщиков.
— Мне на них наплевать!
Я расскажу обо всем журналистам! Я донесу на вас!
— Послушай меня и не валяй дурака. Твой Рюди нам полезен. Он поставляет информацию нашей службе разведки.