Однако курить Петр все же не стал. Резко поднявшись, он также неожиданно попросил:
— Слушай, Милка, давай вернемся!
Как, только они вошли в квартиру, Петр бросился к приемнику. Радио Софии передавало торжественные марши. Бухарест тоже. «Воины короля! Победа за вами!» — патетически восклицал румынский диктор. Петр нервно закрутил верньер. На длинных волнах сквозь шорох и улюлюканье помех раздался напряженный голос московского диктора: «...Без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну...»
Дальше Петр не стал слушать, и так все было ясно. Он встал, положил руки на плечи Милке.
— Война с Германией!
Глядя в окно невидящими глазами, Петр крепко прижал к себе жену и чуть слышно, но твердым голосом прошептал ей на ухо:
— Война. Ты понимаешь, что это означает для нас?
Окончание следует.
Перевел с болгарского М. Артюхов
Такая знакомая Гельвеция
Удивительное дело! Почти все, с кем заговоришь о Швейцарии, понимающе кивают — как же, как же, знаем: часы и тайна банковских вкладов. Ну еще коровы, молоко, шоколад, эдельвейсы.
«Швейцария доит свою корову и живет безмятежно». Эту фразу Виктора Гюго цитируют еще и сегодня. Между тем «народ-пастух» давно ушел в прошлое, а жизнь самих швейцарцев давно уж не так безмятежна, хотя и сохранила многие черты, уходящие корнями в седую старину...
Древнее название Швейцарии — Гельвеция — не вышло из употребления и сегодня, причем не только из-за привязанности к традициям. Разделенная на три части — немецкую, французскую и итальянскую, — Швейцария имеет три государственных языка. И соответственно страна носит три разных названия: Швайц, Сюисс, Свицера. Чтобы выйти из этого щекотливого положения, обратились к прошлому и объединили все три части общим названием: Гельветическая Конфедерация
Обращение к древнему названию имеет и более глубокую — психологическую — основу. Ни в одной другой стране, пожалуй, так серьезно не относятся к традициям и обычаям, как в Швейцарии. В ней, например, издавна очень популярны праздники — соревнования стрелков. Герой новеллы «Флажок семи стойких», написанной Г. Келлером, произносит на таком празднике следующую патриотическую речь:
«Какой разнообразный народ кишит в этой тесноте! Они различны в своих действиях, в своих привычках и нравах, в своих одеяниях и в своем разговоре! Какие хитрецы и какие балбесы, какие полезные растения и какая сорная трава цветут здесь вперемежку. И все это хорошо и великолепно и так близко сердцу, ибо все это — отечество!»
Это было написано сто лет назад.
Для пяти миллионов человек Швейцария — отечество. Но эти пять миллионов представляют три различные нации, два с лишним десятка кантонов, и во всех совершенно разные характеры, нравы, обычаи.
Как-то в купе поезда я ехал с тремя швейцарцами. Всю дорогу они молчали. Нет, отнюдь не по причине природной замкнутости; просто они не понимали друг друга, ибо каждый знал лишь свое наречие. Случай, конечно, анекдотичный. Но в принципе швейцарец отнюдь не удивится, если, скажем, на шестом десятке лет услышит совершенно незнакомую речь и обнаружит, что его «иностранный» собеседник тоже швейцарец.
Поговорите обо всем этом со швейцарцем, и вы уловите в его словах нотки национальной гордости. Гордости быть частицей швейцарского разнообразия.
И исключительности. Исключительная природа. Кантональная демократия. «Вечный» нейтралитет. Армия-милиция. Таков далеко не полный перечень характерных черт швейцарской исключительности.
Начать хотя бы с природы. Ну конечно же, она прекрасна. В свое время Лев Николаевич Толстой отказался от описания швейцарских пейзажей, посчитав, что ему для этого не хватит красок. Ныне те, что похрабрее, описывают. Признаюсь, сам я, увидев впервые Монблан, тоже хотел словами запечатлеть, какой он сахарный на рассвете, нежно-розовый на закате, темно-синий вечером. Увы, пока слагалась восторженная ода, я узнал, что Монблан, как, впрочем, и другие швейцарские горы, не только уникальное творение природы, но и традиционный объект весьма прозаической коммерции. Своими ушами слышал, как на набережной Женевского озера американская туристка требовала от гида показать ей Монблан. И тыкала пальцем в проспект: