Но пока приходилось держать слово, подчиняться первым приказам начальника и готовиться к отплытию на участок в истоке Верхней Ангары. Ситный же справлял домашние дела, отдавал наказы жене, возился с двумя своими вихрастыми ребятишками. Тарас и Ганна загружали моторную лодку разным походным скарбом. В волнистом плесе отражались по обе стороны свежей насыпи седые дома поселка, приткнувшиеся к ним новые двухэтажки из золотистого бруса и скопище тракторов, автокранов, бульдозеров, самосвалов. Вся обстановка в Нижнеангарске напоминала о скором броске на север. И это наступление сдерживал один человек, который сейчас скакал по своему дворику с меньшим ребятенком на спине.
«И он хочет сделать из нас своих союзников? — размышлял Тарас. — Неужели мы годимся к такой большой игре?!»
А Ситный всерьез доверялся своим новобранцам. Иначе зачем бы он за вечерним чаем при жене и детях вводил их в суть противоборства с собственным начальством?..
Геннадий Аполлонович Ситный родился на колесах: отец был строителем железных дорог, и семья размещалась, сколько помнил себя Генка, в вагонах. Вагоны перемещались по мере наращивания путей; и ребятня с каждым новым перегоном бросалась осваивать ближайшие таежные угодья. Лето начиналось с черемши, потом шла первая ягода — сизая, горьковатая жимолость, созревала голубика на болотах, начинала алеть в увалах брусника, рубиновыми зернами высыпала малина, потом начинался шишкобой, поспевала под самый снег клюква... А сколько речек обошли ребятишки колесных городков! Каких только приемов не узнали! Из темно-зеленых ямин, именуемых в Сибири уловами, вытаскивали на искусственную мушку хариусов, а счастливцам удавалось добыть и зубастого тайменя на блесну или поддельную мышь.
Мать с отцом нахваливали сына-добытчика, но и за сладкой ухой принимались вспоминать свои несравненные белорусские места, из которых попали в Сибирь. «Благодарить должны Сибирь, что приняла как людей!» — в сердцах говорил повзрослевший Геннадий и уходил к Байкалу, который зазывал на последних витках Крутобайкальской дороги прохладными синими бухтами в головокружительных разлетах падей. Парня восхищала старая железная дорога, проходившая по самому берегу великого озера, со всеми своими тоннелями, мостами, каменными выкладками против селей, станционными достройками и волнорезами. Геннадий уже прочитал о том, что уникальную южнобайкальскую дугу строили каторжане под руководством французских инженеров. И такое знала щедрая, широкая, благодарная Сибирь!
Но у Сибири, этой сложной геологической громадины, были свои затаенные свойства, которые она могла проявить самым неожиданным образом. Однажды на глазах у Геннадия случилась катастрофа, потрясшая его на долгие годы.
Ночью их вагон в тупике вдруг закачало, катнуло взад-вперед и сорвало с рельсов. Тяжкий гул разнесся в недрах гольцов, а затем с грохотом и лязгом вспыхнуло зарево над тартой в той стороне, где крутыми петлями рельсы сбегали к Байкалу.
«Матка баска! — запричитала мать. — Вот она, кара небесная».
«Землетрясение, — закряхтел отец. — Как бы давешний товарняк не сошел с рельсов».
Предположение отца подтвердилось наутро. Возбужденной стайкой помчались колесные ребятишки чуть свет по шпалам в сторону сполохов над тайгой. За третьим поворотом по глазам полоснули обугленные, догорающие остовы товарных вагонов. Сам паровоз уткнулся в ручей на дне распадка.
И вдруг вязкая слабость осадила Геннадия на ближний камень. Когда очнулся, на рельсах стояла дрезина и люди в железнодорожных шинелях отгоняли мальчишек от места катастрофы.
«А ну, ребятня, по домам!»
А в этих домах-вагонах все комментировалось, как будто полустанок был связан прямым проводом с местом катастрофы. «Недоучли какую-то там сейсмику». — «Сдали с недоделками» — «Баллы на высоте другие» — «Байкал-батюшка осерчал». — «Теперь заварилась каша». — «Все пути переглядывать будут». — «Как специально наслал кто эту землетрясению». — «А кто ее может учесть?» — «На что ученые?» — «Ученье — одно, а производство — другое...»
В институте Геннадий понял, что в тех примитивных разговорах высказывалась верная мысль о ножницах между требованиями науки и задачами производства. А в крупных сибирских масштабах этот разрыв и бывал по-особому выразительным. «Изучайте дело свое глубоко, — внушал им на лекциях седенький профессор Манилович, сверкая золотой оправой очков. — Кто привыкнет скакать по верхам в институте, тот будет легкомысленным и на производстве. А это значит — масштабный вред окружению, земле, Отечеству».