В течение трехдневного рейса на небольшом судне происходит столько неожиданностей, случается столько происшествий, сколько не бывает и за целый год плавания на большом океанском судне. Помню, как-то вышел я на только что приобретенном небольшом суденышке. За шесть дней мы попали в два жестоких шторма и вдобавок в один настоящий от юго-запада. А в перерывах между ними был мертвый штиль. Потом мы пристали к берегу на реке Сакраменто и, высаживаясь на крутом откосе при отливе, едва не перевернулись вверх тормашками. При полнейшем штиле и сильном отливе в Каркинезском проливе, где якорю не за что зацепиться на промытом дне канала, наш скиф прижало к огромному доку и крушило и бросало четверть мили на всем его протяжении, прежде чем мы смогли оттуда выбраться. Два часа спустя в заливе Сан-Пабло ветер стал так завывать, что мы взяли рифы. А держать «скиф» по течению при крупной волне и штормовом ветре — занятие не из приятных. Но именно такова была наша первоочередная, насущная задача, ибо сорвавшееся с якорей судно, чуть что, черпало воду. Мы дошли до изнеможения и, конечно, измордовали скиф, от киля до мачты. А в довершение всего, на подходе к нашей стоянке, пересекая самую узкую часть рукава Сан-Антонио, мы оказались на волосок от опасности столкновения с идущим на буксире огромным судном. Мне приходилось в течение целого года плавать по океану, но подобных волнений переживать не случалось.
В конце концов, неожиданности — это, пожалуй, самое лучшее в плавании на малых судах. Оглядываясь назад, о них вспоминаешь, как о мгновениях радости. В те времена они являлись проверкой вашего характера и лексикона и могли ввести вас в такое уныние, которое заставляет уверовать, что сам Господь замыслил против вас недоброе; а потом, о! с каким удовольствием потом и с каким жаром распространяетесь вы о тех приключениях своему брату-шкиперу, компаньону по плаванию на малых судах.
Вот узкая извилистая заводь, обнажившая в момент начавшегося отлива грязное дно, покрытое безжизненным илом; поистине отвратительная вода, загрязненная смесями, вытекающими из цистерн рядом расположенной кожевенной фабрики; болотная трава по обе стороны переливается всеми оттенками лилового цвета; шаткий, прогнивший старый причал, а в конце его — небольшой белый шлюп. Ничего романтичного. Никакого шанса на приключение. Лучший и нагляднейший довод против якобы той радости, что доставляет плавание на малых судах. Примерно так рассуждали мы с другом Клоудесли тем облачным тяжелым утром, пока принимались готовить завтрак и мыть палубу. Последнее было моим излюбленным делом, но, увы, на сей раз один взгляд на воду за бортом и другой — на мою свежеокрашенную палубу отбил это желание. После завтрака мы взялись за шахматы. Отлив продолжался, и мы почувствовали, что шлюп начал крениться. Мы продолжали игру, пока фигуры не начали падать. Крен возрастал, и мы вышли на палубу. Носовой и кормовой швартовый начали натягиваться. Пока мы осматривали судно, оно внезапно резко накренилось. Канаты вытянулись до предела.
— Как только днище станет на дно, наклон прекратится,— сказал я.
Клоудесли загремел глубиномером у другого борта.
— Семь футов воды,— объявил он.— Берег почти отвесный. Первое, что меня беспокоит,— это мачта, если шлюп перевернется.
Не прошло и минуты, как с кормы раздался хлопок. Это швартовый. Он лопнул. Мы кинулись туда. Вряд ли удалось бы нам протянуть другой трос от причала к корме вместо того, который оборвался. Однако мы старались. Это была адская работа, и вместе с тем она приносила удовлетворение. Мы протягивали новые и новые канаты, и они вновь и вновь рвались, а дивное наше суденышко все больше и больше заваливалось на борт. Уже пошли в ход все запасные канаты, использованы шкоты и фалы и наш двухдюймовый трос; мы пытались закрепить трос за мачту на ровных ее уровнях, трудились до пота и пришли к выводу, что Всевышний на нас в обиде. Спустившиеся к пристани местные бездельники потешались над нами. Когда у Клоудесли вырвалась из рук бухта каната и скользнула по наклонной палубе вниз, а он вылавливал ее с серьезным видом из этого отвратительного ила, улюлюканье этих лоботрясов стало настолько обидным, что мне потребовались все силы, чтобы удержать друга от намерения вскарабкаться на пристань и совершить убийство.