Вслед за ним шли три девицы-подруги, попивая поочередно непонятный напиток из одной бутылочки. Красивые, высокие, в разноцветных платьях с бисерными ожерельями и... бритыми головами. Что ж, современная мода модой, а традиции гораздо устойчивее. На моем снимке всего лишь две девушки: третья отказалась фотографироваться — и не из-за того, что мы «унесем ее лицо», а просто потому, что ей не досталось ста шиллингов.
Мы тронулись дальше, наблюдая из окон машины удивительное зрелище. Навстречу нам двигались по двое, трое и больше масаи в ярких одеждах, кто с палками в руках, кто — с копьями. Вокруг саванна, по которой мчатся стада зебр и антилоп, а вдоль дороги идут и идут хозяева этой неохватной степи, возвращаясь в свои деревни с праздника. Вот и дом на отшибе у дороги, еле заметный за деревьями, вокруг которого еще толпились разноцветные группы масаев. Уже потом мы узнали, что здесь состоялось посвящение юношей в мораны. А как это происходит, нам объяснил старейшина одной из деревень самбуру, народа, родственного масаям.
Занятна сама история нашего посещения этой деревни. Как-то ранним утром Самми подошел к машине с таинственным видом и предложил съездить к самбуру.
— Там будет все: осмотр деревни, танцы, песни. И все это можете фотографировать. Только приготовьте по пятьсот шиллингов. — И королевским жестом он пригласил нас в машину.
И вот мы пылим по дороге через раскаленную саванну в пожелтевших зарослях колючек, откуда нестерпимо хочется вернуться на берега Пуасон-гиро — реки, тоже протекающей по саванне, но на берегах которой можно замечательно провести время за ловлей рыбы или отдохнуть в тени пальм. В мои прекрасные мечтания вторгается голос Самми, рассказывающий о земле самбуру, где днем в сорокаградусную жару опаляет жаркое дыхание суховея, а по ночам пробирает дрожь от холода. В поисках травы вечные странники самбуру перегоняют стада коров, коз и овец с места на место и на вопрос, куда они направляются, отвечают: «Мы охотимся за дождем». И это правда — дождей здесь может не быть целый год.
Самми добросовестно отмечает, что на землях самбуру возникли небольшие поселки, где есть даже телефон и полиция, и все больше детей кочевников посещают школу, но, добавляет он, самбуру не хотят и слушать о разделе их земли, а когда им присылают в виде помощи немного кукурузы, то они не сеют ее, а едят сырой.
Объяснение тут простое: около селений самбуру почти никогда не бывает воды, ну а, кроме того, как все кочевники, они предпочитают мясо. «Овощи делают мужчину мягкотелым», — говорят они.
Вообще, как мы поняли из рассказа Самми, главное для самбуру — соблюдение традиций и крепость духа. «У нас твердые сердца», — важно кивая головами, поучают старейшины. Они подозрительно относятся к чужакам, не доверяют новшествам (делая, пожалуй, исключение для пива и радио: и то, и другое пользуется последние годы большой популярностью среди здешних племен) предостерегают молодых от соблазнов чужой жизни. Те подчас, окончив школу, отправляются в Найроби, чтобы устроиться плотником или даже стать полицейским, но большинство из них все же хотят стать воинами. «Воин, — говорят самбуру, — человек свободный».
Дорожные байки Самми настраивали нас на романтический лад и внушали трепетное почтение к самбуру, к чьей деревне мы вот-вот должны были подъехать.
Это чувствовалось потому, что Самми прекратил свои разглагольствования и строго предупредил, чтобы мы не забыли приготовить пятьсот шиллингов (что-то около двенадцати долларов). Да, близость деревни уже просто ощущалась во всей окружающей атмосфере, а, попросту говоря, казалось, что мы приближаемся к животноводческой ферме. Что тут поделаешь: в безводной степи люди живут скученно, вместе со скотом — и ни капли воды вокруг.
— Ну, и вонища, — охнул директор «Альбион-тура» Вадим Раянов, но покорно стал выбираться из машины, добавив: — Приготовьтесь к праздничному концерту.
И мы друг за другом пошли вперед, отдавая шиллинги какому-то деятельному самбуру с палкой в руке. Именно он выручил нас, показав, куда идти, так как поначалу мы просто-напросто не сообразили, где же разукрашенная в честь нашего прибытия деревня и празднично разукрашенные самбуру.
Оказалось, деревня Гроро находилась всего в нескольких шагах от нас. Десятка два хижин, обнесенных изгородью из колючек, были настолько низкими, что буквально сливались с желтой саванной.
Позднее я нигде не мог найти название домов самбуру. У разных народов есть точные названия жилища: тукуль, яранга, изба, юрта. А тут перед моими глазами были совершенно непонятные сооружения: не то маленькие копешки, не то коробки, склеенные, связанные из кусков коры, дерева, каких-то тряпок. Настоящее убежище кочевника, доходившее мне до пояса. Позже в справочнике я прочел, что «у масаи и самбуру преобладают эллиптические постройки высотой до 1,2 метра». Мне бы хотелось, чтобы автор этих строк пожил в такой «постройке». Он, несомненно, живо дополнил бы свое описание личным — и нелегким — опытом...