Выбрать главу

Сын Луиджи, Винченцо Алессандро Дузе, не обладал талантом отца. Его уделом стали скитания по захолустью, где крестьяне расплачивались с актерами колбасой или бутылью кислого вина. Месяцы и годы он со своими актерами трясся в фургоне с истрепанными декорациями и костюмами, давно превратившимися в лохмотья. В том же фургоне Алессандро и его жена, актриса Анджелика Каппелетто, зачали маленькую Элеонору, которая появилась на свет 3 октября 1858 года в гостинице ломбардского городка Виджевано. Судьба девочки была известна наперед — те же бесконечные скитания, жара и холод, затверженные роли. Отправляясь играть, отец с матерью на весь вечер запирали малышку в каморке на постоялом дворе. Экономя керосин, они не зажигали свет, во мраке кто-то шуршал, и Элеонора с тех пор боялась Дузе в драматической роли Франчески да Римини по одноименной пьесе Габриеле Д"Аннунцио темноты, одиночества и крыс. Впервые она вышла на сцену в четыре года, играя маленькую Козетту в «Отверженных» Гюго. Чтобы девочка заплакала, кто-то из комедиантов снизу начал больно щипать ее за ноги. Так она поняла, что искусство — это боль, что актер на сцене должен не притворяться, не играть, а испытывать подлинные чувства.

Элеонора не знала, что в те же годы в ее жизнь властно вмешалась судьба. В 1860 году Гарибальди начал освобождение Италии, ставшей из конгломерата феодальных княжеств единым национальным государством. «Италия создана, теперь создадим итальянцев!» — по этому призыву писатели, художники, музыканты взялись за создание произведений, правдиво передающих жизнь народа. Появились и новые пьесы, в которых предстояло блеснуть юной Дузе. А пока ей было 12 лет и она только что сменила заболевшую мать в роли примы ее маленькой труппы. Позже она вспоминала, как с трудом приходила в себя после спектаклей: «Только что в театре я плакала, кричала, безумствовала, умирала от яда или от кинжала. И теперь в ушах у меня еще звучали чужие голоса — это звенели стихи… В душе еще жила чужая воля, от которой мне не удавалось избавиться — словно кто-то другой ходил моими ногами и жестикулировал моими руками».

Год спустя, когда они играли в Вероне, ей прямо на сцену принесли телеграмму — скончалась мать. Собрав все силы, она доиграла пьесу без единой слезинки. Дела у труппы шли все хуже, и были дни, когда обед Элеоноры ограничивался кукурузной лепешкой. Она так и осталась маленькой, худой и бледной, и лицо ее не отличалось красотой — привлекали только черные кудри и огромные трагические глаза. Когда ей исполнилось 15 лет, отцовская труппа распалась, и актриса с трудом нашла работу у венецианца Луиджи Педзана. Этот Карабас видел в актерах послушных кукол, и непокорность Дузе, ее стремление играть «как в жизни» бесило его. «Из тебя никогда не выйдет актрисы!» — кричал он ей. По иронии судьбы его сестра Джачинта, тоже известная актриса, первой поверила в актерский талант Элеоноры и взяла ее в свою труппу. Скоро звезда Дузе засияла на итальянском театральном горизонте. В газетах одна за другой появлялись восторженные рецензии: никогда еще зрители не видели такой нежной Офелии, такой печальной Дездемоны, такой трагической Терезы Ракен…

Друг актрисы поэт Габриеле Д’Аннунцио

В 22 года Элеонора вместе с отцом вступила в труппу известного актера Чезаре Росси. Амплуа героя-любовника там делили два красавца актера — Тебальдо Кекки и Флавио Андо, начавшие нешуточную борьбу за сердце Элеоноры. Она вышла замуж за Кекки, родилась дочь Энрикетта, но вскоре Андо, с досады женившийся на другой актрисе, показался ей более привлекательным. Начался тайный роман, Кекки в ярости оставил неверную жену, а вскоре за ним последовал и Андо, оставшийся, впрочем, ее другом.

Как ни странно, эти личные драмы не особенно впечатлили Дузе — она в ту пору была занята совершенствованием своего актерского мастерства. В краткую пору замужества она увидела в Турине «Даму с камелиями» с участием великой Сары Бернар. Француженка находилась в расцвете своего таланта, и ее игра потрясла Элеонору. «Вот та, кто заставит толпу склониться перед искусством!» — воскликнула она. Сара зорким глазом тоже заметила в первых рядах зрительницу — «типичную итальянку с копной растрепанных черных волос, некрасивую, но с удивительно подвижным лицом». Так началось соперничество двух великих актрис — отныне Дузе старалась выбирать именно те роли, в которых блистала Бернар, а Маргарита Готье в «Даме с камелиями» стала ее визитной карточкой. Сравнивая их, разные критики приходили к одному выводу: Сара великолепна, но везде играет себя, упивается собой. Элеонора не так впечатляет, но в каждой пьесе разная, она целиком сливается со своими героинями. И если Сара упрямо отказывалась стариться, покрывая лицо густым слоем грима (говорили даже, что она красит щеки эмалью), то Элеонора до последних лет жизни не признавала ни пудры, ни румян. Зрители просто не замечали ее морщин, когда по волшебству богини сцены перед ними вдруг представала юная Джульетта.

Первые зарубежные гастроли забросили ее в далекую Южную Америку. Непривычный климат обострил мучившую Дузе с детства болезнь легких, а по возвращении ее ждал разрыв с мужем, а заодно и с капокомико Росси — «он никак не хотел понять, что я не товар, а человек». Вскоре ее любовником и покровителем стал известный поэт Арриго Бойто, друг Верди и автор либретто к его операм. Для Дузе, окончившей всего три класса школы, он стал настоящим Пигмалионом, работая над ее вкусом, заставляя учить иностранные языки и читать классику. По его почину она взялась играть Клеопатру в пьесе Шекспира, поставленной в миланском театре «Мандзони» в 1888 году. С этой пьесой, сделавшей ее знаменитой, она посетила Испанию, Францию и даже Египет.

Весной 1891 года она появилась в далеком Санкт-Петербурге. Публика, не знавшая ее имени, встретила актрису настороженно, но первый же спектакль сломал лед. Восторженный прием заставил Дузе навсегда полюбить Россию. Один из спектаклей посетил молодой Чехов, написавший сестре: «Сейчас я видел итальянскую актрису Дузе в «Клеопатре». Я по-итальянски не понимаю, но она так хорошо играла, что мне казалось, что я понимаю каждое слово. Замечательная актриса! Никогда ранее не видал ничего подобного». Кстати, этот феномен отмечали и другие — Дузе играла так выразительно, что зрители понимали каждое ее слово. В Париже, где на ее спектакле присутствовал президент Фор, она извинилась за то, что говорила на чужом для публики языке. «Как, мадам, — изумился Фор, — разве вы говорили не по-французски?»

Чехов увидел в игре Дузе то же, к чему стремился сам — правду жизни, преображенную искусством. Увидел это и Станиславский, изумившийся, как эта итальянка без разработанного им метода, без долгих упражнений достигла нужного результата. Уже в конце года Дузе приехала в Россию снова, на сей раз она играла не классику, а современные пьесы — «Кукольный дом» Ибсена и «Родину» Зудермана. Норвежца Ибсена тогда узнала вся Европа, его драмы казались необычайно актуальными, его герои с сильными характерами бросали вызов обществу. Дузе влюбилась в творчество Ибсена. Прибыв с гастролями в Осло, она целый час на морозе простояла у дома драматурга, но он был болен и никого не принимал. Через неделю он умер.

Русские гастроли стали началом международного триумфа Дузе. В Берлине зрители после спектакля устроили ей получасовую овацию — самую длинную в истории «Лессингтеатра». В 1893 году актриса впервые посетила Нью-Йорк, напугавший ее, — «огромный город, полный экипажей, магазинов и навязчивой рекламы. Ни единой улыбки живого существа, ничего, на чем могли бы отдохнуть глаз и душа». Поскорее вернувшись, почти бежав из Города желтого дьявола, она возобновила свои скитания по Европе. С годами у нее накапливалось недовольство кочевой жизнью и товарищами-актерами: «Эти ничтожества подводят глаза, посыпают щеки мукой, строят рожи и думают, что показывают жизнь!» Недовольна она была и репертуаром; мало-помалу ей надоел даже Ибсен с его реализмом. «Какая разница, — восклицала она, — сколько звеньев на цепи, которой я скована? Как мне надоели все эти стулья и гардины, эти Норы и Гедды Габлер! Мне нужны Колизей и Акрополь, красота и пламя жизни!» Она мечтала «вернуться в античность, играть под открытым небом, вдали от лож и вечерних платьев, от людей, которые пришли переваривать свой ужин!»