О мире, об угрозе ему, об открытой помощи реакционным диктаторским режимам в Латинской Америке со стороны США говорили активисты Союза молодых коммунистов Кубы:
— На поддержку антинародных диктатур США выделяют колоссальные суммы денег, идет поставка вооружений никарагуанским контрреволюционерам, сальвадорским «гориллам». ЦРУ и Пентагон продолжают выделять огромные средства кубинским «гусанос»...
В сердцах арабских народов особой болью отозвалась трагедия ливанцев и палестинцев. Представитель молодежного движения Южного Йемена, крестьянин Салем Насер Абдулла горячо говорил журналистам:
— Народ демократического Йемена занимает ясную и последовательную позицию, поддерживая правое дело Организации освобождения Палестины. Мы солидарны с патриотами Палестины, мы требуем освобождения их родной земли и изгнания израильских захватчиков со всех арабских территорий.
...И вот, наконец, берлинская студентка Андреа Шёне оглашает от имени делегатов потсдамского форума «Воззвание к молодежи мира»:
«Мы, посланцы молодого поколения социалистических стран, обращаемся из Потсдама, с земли первого немецкого рабоче-крестьянского государства, ко всем молодым людям мира, независимо от их политических убеждений, их мировоззрения и вероисповедания.
Мы хотим, чтобы земля была добрым домом для людей, чтобы наша планета не стала игрушкой в руках организаторов атомного побоища. Миру нужна не гонка вооружений, а продолжение разрядки! Мы требуем прекратить империалистическую гонку вооружений! Долой ракетные решения НАТО!»
В мирное небо Потсдама взвивается стая голубей.
Потсдам, май 1983 года В. Волков, корр. «Правды» — специально для «Вокруг света»
Институт в бухте Оскара
Н а этот раз дорога в Дальние Зеленцы, поселок Мурманского морского биологического института (ММБИ), заняла у меня… ровно год.
В декабре восемьдесят первого побережье одолевали затяжные шторма. Встал на прикол теплоход «Алла Тарасова», регулярно ходивший вдоль северного побережья Кольского полуострова. Вцепившись швартовами в кнехты причалов, грустили в гаванях суда самого института. Отменили автобусные рейсы на Североморск и Туманный. На пятые сутки ветер достиг сорока метров в секунду. Словно не слишком добротные нитки, лопались полудюймовые оттяжки опор ЛЭП, с Дальними Зеленцами прервалась даже телефонная связь. После недельной гостиничной маеты ничего не оставалось, как возвращаться восвояси. И вот снова заполярный декабрь.
Время, когда солнце здесь совсем перестает показываться из-за горизонта, блекло-серый, сумеречных расцветок «день» сокращается до двух с половиной часов, а атмосферное давление скачет с безудержной лихостью расшалившегося жеребенка.
— Зимой погода бывает у нас любая, кроме хорошей, — посетовал мне как-то Анатолий Федорович Федоров, один из заместителей директора ММБИ, которого я знаю уже лет десять, — но в первый раз приехать к нам нужно обязательно зимой. Иначе картина будет неполной.
...Коротко прогрохотав траками по обледенелому, до снежинки вылизанному ветрами асфальту, наше гусеничное тракторное средство (в просторечье гетеэска) круто развернулось, на мгновение присело, словно бегун перед стартом, и с надрывным стоном вентиляторной турбины начало карабкаться вверх, на крутизну стиснутого сопками распадка. И сразу же в прямоугольном кабинном иллюминаторе замерцало густо-густо-синим, заискрилось серебряно-белым нечто трудно-описуемое.
Даже на минуту оторваться от этого зрелища казалось невозможным. А вот спутники мои были к нему совершенно равнодушны. Намаявшись за день в снабженческо-организационных хождениях по мурманским учреждениям, они дружно дремали от Падуна, где мы сменили колесный вездеход на гусеничный, до самого Большого дома — нового жилого корпуса института.
Звякнул шпингалет, запиравший снаружи дверцу кабины, чей-то очень знакомый голос возгласил некогда уже слышанное:
— Для полярных моряков нет дверей и нет замков.— И через мгновение меня по-медвежьи стиснул коренастый пышнобородый увалень в черном выворотном тулупчике.
— Вадим?! Ты здесь?
— А как же? — отозвался он. — Куда мне от фермерского дела?
В последний раз мы виделись шесть лет назад. На стеклянно-прозрачной голубизне губы Зеленецкая Западная чуть покачивалось странное сооружение — нечто вроде громадной, с частыми переплетами оконной рамы, опирающейся на два почти метровой толщины резиновых «кокона».