«Памятник» Белому старцу Цаган Ааву (хранителю пастбищ и покровителю всего живого), стилизованные храмовые ворота на центральной улице города, автобусные остановки, декорированные в псевдовосточном духе, – все это оставляло бы впечатление простодушного этнического китча, если б не особый смысл, заключенный в «завитках» калмыцкой архитектурной логики. Своеобразие характера проникает повсюду.
Как, например, сложилась судьба обычного, полагавшегося Элисте «по рангу» памятника Ленину? При развенчании советской идеологии его не тронули. Но еще через несколько лет буквально в пятидесяти метрах поодаль воздвигли большую позолоченную фигуру Будды. И тут вдруг оказалось, что один вождь (просветленный) смотрит другому (пролетарскому), так сказать, в спину. Тогда Ильича просто развернули на 180 градусов – лицом к святыне. А потом еще подумали и вовсе перенесли в другое место – очевидно, чтобы парадоксальное соседство не смущало ни самих «соседей», ни публику.
Или – как понимать скульптурную композицию «Эхо», метко прозванную в народе «Мужиком без сердца» (дословно: «дутур уга» – «нет внутренностей»)? Сидит бронзовый человек 3,5 метра высотой, а вместо груди у него – дыра в форме общетюркского струнного инструмента домбры… Дыра – это, очевидно, предчувствие тотальной свободы в бесконечной степи: заворачивай, куда хочешь– все равно не изменятся ни пейзаж, ни настроение, ни мелодия. Авторы имеют в виду, что в такой «беспечной обреченности» – калмык весь, вся его душевная подноготная, конечно, буддистская по своей природе – и касается она даже тех, кто себя буддистами не считает.
А вот, с другой стороны, – Калмыкия, обращенная в будущее. Всероссийски известные ныне Нью-Васюки, расположенные к юго-востоку от республиканской столицы, называются городом Сити-Чесс и выражают авангардные представления нынешних властей о модернизации, народном счастье и тому подобном. «Островок Европы» в степи, официально посвященный шахматам и только им. Все эти миниатюрные палаццо носят названия, связанные с древней игрой: «Белая ладья», «Черный конь» и так далее – совершенно в духе предсказаний великого комбинатора. На деле же все они вмещают более широкий символический смысл. Здесь и идея единения небольшой нации – редкий калмык так или иначе не приложил руку, голову или копейку к «великой стройке». И стремление обратить на себя внимание «большого мира». И, возможно, даже глубоко затаенная тоска по оседлости, по приюту, посещавшая многие поколения здешних жителей, пока они не бросили кочевать…
Идея Сити-Чесса родилась, утряслась и воплотилась за два года – к крупнейшему за всю историю России Международному шахматному турниру, организованному калмыцким президентом Кирсаном Илюмжиновым, который, как известно, по совместительству является президентом ФИДЕ. Однако партии окончились, спортсмены разъехались, пешки и фигуры вновь легли на дно коробок, а маленький элистинский Манхэттен остался. И по обычным рыночным законам попал в руки обычных зажиточных горожан, среди которых преобладают почему-то футболисты (на любви народа и властей к этой более подвижной игре я еще остановлюсь ниже). Так что теперь между космополитических стеклобетонных зданий, в сверхсовременных лабиринтах дворов постоянно мелькает черно-белый мяч… И результат – налицо. Уже седьмой год «заштатная» некогда команда «Уралан» играет в высшем дивизионе.
Вообще, если есть на свете «великая калмыцкая мечта» (а почему бы ей не быть, чем «наши» хуже американцев?), то она сконцентрирована здесь – среди этих «реализованных вживе амбиций», под памятником их бессмертному литературному вдохновителю Остапу Бендеру. Кстати, последнего, хоть он и был сыном турецкоподданного, калмыки уверенно считают своим. В самом деле, ведь этот герой, во-первых, вечно странствовал, во-вторых, непосредственно разработал план Нью-Васюков, в-третьих… В жилах многих знаменитых людей текла калмыцкая кровь. В ленинских, например, и, кажется, даже в пушкинских. Почему герою «Двенадцати стульев» не присоединиться к ним?
А если серьезно, темперамент Остапа Ибрагимовича действительно вполне созвучен вышеуказанной «калмыцкой мечте». На здешних равнинах живет необыкновенно жизнестойкий и «боевой» народ. Бешеное стремление к победе, к успеху, даже странное для буддистского этноса, – ему очень свойственно. Кроме того, он горд иногда непомерно – «нас мало, и нас все должны знать!» Отсюда, кстати, никогда не терявший силы культ высшего образования. «Друг степей калмык», пожалуй, не совсем тот (или уже не тот?) архаический пастух-философ, каким он виделся «солнцу русской поэзии». Иное дело, что, не отказываясь от амбиций, мои соотечественники изо всех россиян по-прежнему живут самым «заповедным» патриархальным образом. Кто желает пройти, хотя бы бегло, по жизненной дороге калмыка, тот должен отправиться в степь и «прочесать» ее. Что и сделала экспедиция «Вокруг света»…
«Антилопа шнива» – К вопросу о калмыцкой красоте – Оля-тензин