14—17 октября 1608 — Оптики Захариас Янсен и Якоб Метиус Оранским описывает инструмент, через который едва различимые на горизонте башни можно рассмотреть в деталях и определить порядок их расположения.
Ноябрь 1608 — В Венеции сообщение о подзорной трубе получает теолог, политик и ученый Паоло Сарпи, друг и покровитель Галилея. Он рассылает письма с просьбой подтвердить сведения и сообщить подробности.
15 декабря 1608 — Липперсхей представляет парламенту бинокуляр и вскоре получает еще 300 флоринов и заказ на два таких же устройства, одно из которых предназначалось королю Франции Генриху IV, в ком голландцы видели важного союзника.
13 февраля 1609 — Липперсхей сдает два бинокуляра, получает последние 300 флоринов, и больше о нем ничего не известно.
2 апреля 1609 — Папский нунций в Брюсселе после охоты с нидерландским главнокомандующим Морицем оспаривают приоритет Липперсхея, утверждая, что тоже делают такие инструменты. Причем Метиус свое устройство не показывает, а по косвенным данным это была оптическая игрушка, втайне купленная у детей Янсена. В итоге патент на изобретение никому не выдается.
Конец апреля 1609 — В Париже изготавливают и продают 3-кратные подзорные трубы. Экземпляр подзорной трубы прислан из Брюсселя к папскому двору в Риме.
Май 1609 — Четверо иезуитов, в числе которых известные ученые, знакомые с Галилеем, начинают астрономические наблюдения с доставленной в Рим подзорной трубой.
Лето 1609 — Симон Мариус добывает наконец качественные линзы, собирает зрительную трубу и начинает свои астрономические наблюдения.
19 июля 1609 — В Венеции Галилей узнает о подзорной трубе от Паоло Сарпи.
26 июля 1609 — Английский ученый Томас Хэрриот наблюдает Луну в 6-кратную голландскую подзорную трубу и делает первые зарисовки ее поверхности.
Конец июля — начало августа 1609 — Неизвестный приезжий торговец демонстрирует подзорную трубу сначала в Падуе, потом в Венеции, где просит за нее 1000 дукатов. Галилей возвращается в Падую, разминувшись с торговцем. Паоло Сарпи отговаривает венецианских сенаторов от покупки, говоря, что Галилей сможет сделать прибор получше.
Начало августа 1609 — Вставив две выпуклые линзы в свинцовую трубу, Галилео Галилей создает свой первый 3-кратный телескоп.
Середина августа 1609 — Галилей работает над усовершенствованием телескопа.
21—26 августа 1609 — Галилей возвращается в Венецию с новым 8-кратным телескопом и с колокольни демонстрирует его возможности: паруса кораблей видны за два часа до прибытия в порт.
Осень 1609 — Галилей конструирует новый 20-кратный телескоп. Качество очковых стекол для этого оказывается недостаточным, и он сам отрабатывает технологию шлифовки линз на специальном станке.
30 ноября — 18 декабря 1609 — Галилей изучает Луну в новый 20-кратный телескоп.
Александр Сергеев
Трудные годы
Каким станет мир после Первой мировой? Ждет ли его торжество прогресса и процветания? В 20-е годы прошлого столетия ответ на последний вопрос был положительным. Но прошло не так много времени, и внезапно разразившийся экономический кризис изменил ситуацию. В поисках пути выхода из него родились тоталитарные режимы и угроза новой мировой войны. Фото вверху: BETTMANN/CORBIS/FSA
Двадцатые годы обещали планете наступление новой эпохи. Воинственный, монолитный германский милитаризм был повержен, а вместе с ним рухнули и три «тюрьмы народов» — Австро-Венгерская, Российская и Османская империи. Державы-победители строили жизнь по своим лекалам свободы и справедливости, воплощением которых были «14 пунктов» американского президента Вудро Томаса Вильсона: отказ от тайной дипломатии, устранение всех экономических барьеров и признание права наций на самоопределение. Государства мира объединились под сенью Лиги Наций, и международное право восторжествовало. Путь в прошлое с произволом и насилием был закрыт. Немного смущала «свободный мир» большевистская Россия, но она пережила гражданскую войну, выпала из числа великих держав и была окружена прочным заслоном националистических режимов. На эту проблему можно было не обращать большого внимания.
Даже карта мира теперь внушала больше уверенности. Добрая треть земного шара окрасилась в мягкие розовые тона британского господства. Нет, даже не господства, скорее, преобладания, ощущения англосаксами собственного превосходства. Синее пространство на карте принадлежало Французской республике, которая выдержала самую грозную в своей истории войну, стала ведущей силой на Европейском континенте, закрепила свое господство над половиной Африки, вышла на Ближний Восток. Доминионы, колонии, подмандатные территории и формально независимые государства, чьей единственной внешнеполитической задачей было укрепление отношений с хозяевами мира, все они выстроились вслед за грозной, но доброй и справедливой силой, взявшей на себя ответственность за всю планету. Крепкие духом, разумные, свободные и преуспевающие люди готовы были вывести послевоенный мир на прямую дорогу прогресса и комфорта.
Разорившийся биржевой игрок с Уолл-стрит пытается продать свою машину за 100 долларов, лишь бы получить наличные. В предкризисные времена хороший автомобиль мог стоить несколько тысяч долларов. Фото: BETTMANN/CORBIS/FSA
Американская мечта
Европейские политики, перекроившие карту мира, имели исключительно прочный тыл в лице американского бизнеса. Маховым колесом мировой экономики теперь окончательно стали Соединенные Штаты, производившие более половины мировой стали, более 80% автомобилей, добывавшие две трети нефти. В ходе мировой войны экономика Америки значительно усилилась. Золотой поток из Европы помог решить проблему американского национального долга. США превратились в основного кредитора. Новые отрасли индустрии — автомобильная, химическая, электротехническая — выросли на европейских военных заказах как на дрожжах. Конвейерное производство, впервые внедренное на фордовских заводах накануне войны и успешно доказавшее свое гигантское преимущество, уже стало основой наиболее развитых отраслей промышленности. Каждая секунда теперь действительно стала отливаться в прибыль. Разительное уменьшение затратности вело к удешевлению конечного продукта. Снижение цен на продукцию с лихвой окупалось неслыханным ростом производства — внутренний и мировой рынки представлялись неисчерпаемым пространством для насыщения.
Америка пухла от преуспевания. Производственные кредиты выдавались кому угодно: не дашь ты — даст другой банк. Стоимость акций за пять предкризисных лет взлетела больше, чем в три раза. Автомобильная промышленность, строительная отрасль развернулись лицом к народу. Если после Первой мировой войны в США один автомобиль приходился в среднем на 15 человек, то через 10 лет — уже на четырех. Автомобильная страсть заменила в 1920-е годы запрещенную выпивку. Коттедж, машину, холодильник, телефон, стиральную машину и пылесос — все можно было купить в кредит. Но не всем — лишь примерно трети американцев, способных, по мнению банков, вернуть им искомую сумму. Во-первых, треть — это уже много, а во-вторых, остальные имели перед глазами наглядную картину того, к чему следует стремиться. Кроме того, они получили доступ к иным нехитрым удовольствиям жизни или удобствам — к радио, кино (уже звуковому), электроэнергии, автобусу. Джаз и чарльстон пронизывали атмосферу и внушали оптимизм, мюзикл творил идеальное пространство нового мира, милые голливудские комедии вроде «Ее брачной ночи» или «Любви среди миллионеров» приучали верить в житейские чудеса и возможность беззаботной жизни в недалеком будущем. «Американская мечта» впервые перестала быть только мечтой, ее новенький корпус приятного цвета и радующей глаз формы теперь можно было и пощупать. Остальные страны, чьи успехи были не столь впечатляющими, впервые брали курс на американские ориентиры.