Когда мы въезжали в город, меня поразило необычайное оживление и праздничное настроение жителей. На главной и, кажется, единственной улице собралось множество людей, особенно молодых. Было 7 ноября, годовщина Октябрьской революции.
Вооруженные фотоаппаратами, мы смешались с толпой. Я, единственный в Хоа Бине европеец, вызывал понятную доброжелательную сенсацию. В глазах местных жителей я стал юбиляром: хотя тут и знали, что поляк — не русский, но Польша и Советский Союз находились рядом — где-то там в Европе, так далеко от Хоа Биня!
Не было конца взаимным представлениям, рукопожатиям, улыбкам. Я сердечно жал руку учителю и начальнику полиции, десятки протянутых ко мне рук молодежи и детских ручонок...
Тунг, Хунг и Дьен слегка краснели от удовольствия, особенно Тунг. Он поговорил с молодежью и сказал мне:
— Вам, товарищ, известно, как мы любим нашего президента и почему называем его «Дядюшка Хо»?
— Разумеется, известно.
— Так вот, здешние дети назвали вас Дядей! — с торжеством заявил Тунг.
Взбесившаяся дорога
Проснулся я внезапно. Была еще ночь, хотя время подходило к рассвету.
— Мот-хаи-ба-бон! — раздавались во дворе за стеной резкие слова команды и топот бегущего по земле отряда.
Тем временем в остальных частях города гремели все те же четыре слова: «мот-хаи-ба-бон», что просто означало «раз-два-три-четыре».
Что же оказалось? Молодые любители спорта будили своих земляков на гимнастику и энергично гнали от них сон. Было четыре тридцать утра. В этот час во всех селениях Северного Вьетнама раздавались те же самые окрики. Мужественный народ набирался сил для трудового дня.
Солнце еще не вышло из-за гор, когда после сытного завтрака мы выступили в поход. Ночная мгла быстро рассеивалась. Сразу за Хоа Бинем мы потеряли из виду Черную реку, но все еще держались вблизи русла маленьких речушек.
Долины значительно сузились и превратились в ущелья, заросшие негустым лесом. Мы проехали несколько километров, но не увидели ни одного человеческого жилья, словно это была какая-то пограничная полоса. Действительно, когда снова появились строения, они были уже иными, чем вблизи Хоа Биня, — все стояли на сваях.
— Это постройки таи? — просил я Тунга.
Племя таи всегда строит дома на сваях, даже если грунт абсолютно сухой.
— Нет. Здесь живут муонги, — ответил он.
Это была деревушка с несколькими, преимущественно новыми, бамбуковыми хижинами, живописно разбросанными по склону вдали от дороги. Утреннее солнце магическим блеском окрашивало в розовый цвет все взгорье вместе с хижинами и вонзающимися в небо стволами пальмы арека.
В деревушке жил находчивый и остроумный народ. Ручей, шумно бегущий с гор в долину, муонги использовали как источник механической энергии. Берега ручья едва ли не на каждом шагу были усеяны мельницами всех калибров, приспособленными для лущения риса и других работ.
В нескольких километрах от «деревни водяных механиков» находилась роща арековых пальм, расположенная у самой дороги. Я выскочил из «газика» и сфотографировал рощицу. И хорошо сделал — это были последние пальмы арека. Горы все более покрывались буйным лесом, но стройных и грациозных пальм я, к сожалению, нигде уже больше не встретил. То были жительницы теплых долин.
Вскоре дорога пошла вниз, и мы снова оказались у Черной реки, которую в этом месте — в Чобо — нам предстояло форсировать на моторном пароме. Могучая река так была сдавлена цепями горных хребтов и зажата в крутых берегах, что образовывала дальше к югу двадцатикилометровую излучину, которую наша дорога пересекала по хорде. В общем мы два раза переправлялись через реку — под Чобо и под Суйрутом, после чего дорога отошла от нее на много дней пути. Лишь в Лай Чау — в нескольких стах километрах выше — мы снова оказались на берегах Черной реки. Причина этого «бегства» дороги от реки заключалась в наступающих на нее со всех сторон диких горах. Местами, как, например, при впадении реки Маук в Черную, горы срывались в воду тысячеметровыми обрывами, напоминающими каньоны Колорадо. Сколько существует мир, ни один турист не взглянул еще на эту чарующую глухомань.
В Суйруте нас ждала вынужденная остановка в течение нескольких минут, так как грузовик никак не мог вскарабкаться на берег. Деревушка состояла из дюжины хижин. И все они были... лавочками. В торговый день сюда спускались с гор за солью и другими необходимыми товарами люди из племен ман и мео, а из горных долин приходили таи. В Суйруте было в этот день тесно, как в рыбачьей сети после хорошего улова, и шумно, как в потревоженном улье.