Меланезийцы работают на плантациях кокосов и какао, служат шоферами, грузчиками в порту, домашней прислугой. Но за равный труд они получают в 3—4 раза меньше, чем белые. После 11 часов вечера меланезиец, если только он не домашний слуга, не имеет права находиться на улице; в некоторые магазины черным вход воспрещен. Средние школы — формально смешанного типа. Но меланезийцу попасть в школу, а главное — удержаться в ней, чрезвычайно трудно: слишком высока плата за обучение.
Очень немногие из меланезийцев получают специальное образование. Но и те, кому удастся это сделать, живут гораздо хуже, чем белые. Однажды мы посетили вулканологическую и сейсмическую станцию, на которой ведутся постоянные наблюдения за действующим вулканом Матупи. Там мы разговорились с молодым меланезийцем. Его зовут Даниель. Наш новый знакомый окончил специальную школу и теперь работает на станции наблюдателем. Внешне Даниель отличается от остальных меланезийцев только тем, что у него в густой шапке волос спрятан карандаш, а в набедренной повязке — записная книжка.
Мы спросили, сколько он зарабатывает.
— О, неплохо. Пять фунтов в месяц. Но если бы я был белым, то получал бы восемнадцать-двадцать. Извините меня, я сейчас освобожусь, только проведу наблюдения, — добавил он и стал быстро взбираться по внешнему почти голому склону вулкана.
Мы последовали за ним. На внутренних стенках кратера были видны громадные скопления чистой кристаллической серы, а из жерла фонтанировала горячая вода и выходили газы. Даниель быстро закончил работу, и мы стали спускаться вниз.
Обратный путь был не из приятных. Мы осторожно и очень неуверенно шли по острым каменистым выступам. Даниель, улыбаясь, спокойно шел впереди, не обращая никакого внимания на неровности.
— Неужели вам не больно ходить босиком? — спросили мы.
— Я привык. К тому же обувь стоит три-четыре фунта. Вот и приходится ходить босиком иногда даже по еще не остывшей лаве.
— Какие у вас перспективы на будущее? Он пожал плечами.
— Никаких. Я знаю, что наукой мне заниматься не дадут. Если ничего не изменится... — добавил он.
Наступил вечер, и нам пришлось гулять по совершенно темным улицам — в городе нет освещения. Местные жители рассказали нам, что почти ежедневные колебания почвы и подземные толчки не позволяют установить столбы для уличного освещения; именно поэтому в Рабауле отсутствует и городской водопровод. Приходится собирать дождевую воду в цистерны, которые стоят около каждого дома.
Рабаульский вечер преподнес нам еще один, на этот раз приятный, сюрприз. К нашему большому удовольствию, мы не познакомились с комарами и москитами, обычными спутниками тропических сумерек. Не видели мы и ядовитых змей. Но как только солнце село, из леса вылетели громадные темные существа и стали медленно и величественно планировать над нами. Это были летучие лисицы. Днем они спят в кронах больших деревьев, по нескольку сот на одном дереве.
Летучие лисицы — близкие родственники летучих мышей, но значительно превышают их размерами: размах крыльев у них достигает полутора метров.
Однажды к нам подошел смуглый юноша в белом костюме.
— Меня зовут Фернандо, — представился он. — Я знаю, что ваша страна — родина шахматных чемпионов, и мне бы очень хотелось сыграть с русскими. Но будете ли вы играть с... желтым?
— Почему бы нет. Сыграем с удовольствием!
— Вы это серьезно?
— Нет для нас ни черных, ни цветных, — ответил кто-то словами песни, — приходите вечером.
И вечером Фернандо пришел, но не один, а с целой интернациональной компанией любителей шахмат. Здесь были малайцы, китайцы и японец. Состоялся товарищеский матч между сборной Рабаула — и командой экипажа «Витязя».
Каждый день, как только темнело и на небе появлялся ромб Южного Креста, у борта «Витязя» начинался вечер русских и меланезийских песен и танцев. Ритмичные танцы островных жителей сменялись вальсом и «Русской» под баян. Кое-кто из наших моряков, к неописуемому восторгу меланезийцев, быстро освоил и местные танцы...
Когда «Витязь» покидал Рабаул, многие пришли провожать нас. Говорят, так здесь не провожали еще ни одно судно.
На девятом градусе южной широты
Порт-Морсби раскинулся на маленьком гористом полуострове. С одной стороны тянутся портовые сооружения, пакгаузы, с другой — пляж Эла. Рядом с портом жилых домов очень мало, и это особенно заметно с наступлением темноты, когда лишь кое-где в окнах вспыхивают огни, а серые приземистые банки и белые административные здания смотрят на город темными глазницами окон...
Вдоль ослепительно белой полоски пляжа Эла, в тени развесистых деревьев, — роскошные коттеджи, дальше — более скромные бунгало. Здесь живет белое население Порт-Морсби. Отроги гор выходят прямо к заливу и как бы прерывают вереницу белых зданий. Берег становится пустынным.
Только через полтора-два километра начинаются многолюдные «туземные» кварталы. Крошечные лачуги из тоненьких дощечек, пыльные узкие улочки. Какой резкий контраст с фешенебельными кварталами Порт-Морсби! Но это не единственное местожительство коренного населения.
В бухте легко покачиваются изящные каноэ с балансиром-поплавком из бревна, расположенным параллельно корпусу каноэ. Балансир не дает каноэ опрокинуться даже при сильном волнении моря. Это плавучие деревни. На каноэ живут целые семьи папуасов и меланезийцев вместе с домашней птицей, козами и свиньями.
На окраине города, в тени кокосовых пальм, раскинулся большой рынок. Под навесом из огромных банановых листьев и просто на земле разложены оранжевые апельсины, ветки с молочно-желтыми бананами. Груды кокосовых орехов и маленькие зеленые орехи бетеля, перемешанные с известковым порошком. Эта смесь является тонизирующим средством.
Между стволами пальм на туго натянутых веревках— гирлянды причудливых тропических рыб. На плетеных циновках в живописном беспорядке разложены моллюски, гигантские морские черепахи.
Не менее живописны и сами люди. Женщины носят только юбки из травы, остальную одежду им заменяет затейливая татуировка. У мужчин вокруг бедер обернут кусок цветной материи. Многие татуированы, но не так красочно, как женщины.
По вечерам, когда спадал зной и по заливу, словно воскрешая легенду о «Летучем голландце», бесшумно скользили украшенные зелеными и красными лампочками — искусственными огоньками «святого Эльма»— нарядные яхты, на пирсе обычно собирались группы чернокожих жителей Морсби. Здесь-то мы и познакомились с портовым рабочим Мира-оа. Высокий и стройный, словно выточенный из темного дерева, с густой шапкой вьющихся волос, папуас все время улыбался нам красными от беспрестанного жевания бетеля губами.
— Я родился далеко отсюда, в стране болот, там, где вызревает саго. Однажды к нам приехал миссионер и открыл школу. Я тоже стал учиться.
— Интересно, чему же вы учились! — спросили мы.
— О, я сейчас, извините.
Мира-оа куда-то исчез и вскоре появился с толстой книжкой. Изданная в Австралии специально для миссионерских школ, эта книга весьма отдаленно напоминала учебник. Наряду с библейскими легендами » и изречениями здесь приводились сведения по географии разных стран. Какой уровень этого «учебного пособия» — судите сами. На карте нашей страны были отмечены лишь три города: Петербург, Москве и Тобольск! Комментарии, как говорится, излишни.